
Онлайн книга «Ты самая любимая»
Но Пачевский все-таки успел на кухню раньше всех. И увидел бешено летающе-скачущую под потолком мышеловку, которая визжала голосом Ангела с Небес: — А-а-а-а-ай!.. Ай-яй-яй!.. Ой!.. Тут подоспели Шура и дети и в ужасе, с открытыми ртами застыли в двери. А мышеловка несколько раз стукнулась об потолок и наконец брякнулась на пол. Шура отпрянула и, заикаясь, произнесла: — Ч-что… Что это? Пачевский пожал плечами: — Ничего. Мыши. — К-какие м-мыши?! — изумилась Шура. — Под потолком? — Ну, летучие мыши. Не знаешь? — сказал Пачевский. — Папа, она же орала! — сказал старший сын. — Не орала, а пищала. Мыши пищат. Идите спать, ребята. Спать! Спать! Дети сонно пожали плечами и ушли в гостиную на свою двухэтажную кровать, а Шура веником осторожно ткнула мышеловку. Но мышеловка уже никак не реагировала. Хотя рядом с ней на полу были капли алой крови. — Что это? — показала Шура на эту кровь. — Ну что это? — сказал Пачевский. — Кровь. От летучей мыши… Взяв мышеловку, он бросил ее в мусорное ведро под кухонной раковиной и — уже лежа в постели — сказал жене: — И прекрати ты ставить мышеловки! А то еще не то поймаешь! Утром в храме Христа Спасителя было светло, пустынно и торжественно. Ангел с Небес подошла к иконе Николая Угодника, произнесла негромко: — Помоги мне, Коля. Поможешь? — А в чем твое дело? — спросил Николай, заспанно оживая в окладе. — Он стал засматриваться на брюнеток. — Опять ты за свое! Я ж тебе сказал: это у тебя претензии к Творцу. Он напортачил с мужской программой, сделал их полигамными, а вас моногамными. — И что делать? — А чё тут можно сделать? Это генетическая программа, ее даже Гейтс не переделает. Что у тебя с ногой? — Да в мышеловку попала. — Исцелить? — Спасибо, я сама. — Тут этот приходил, слепой один. Сказал: ты велела молиться. — Ну? — Ну, исцелил я его, конечно. Но я тебя прошу: больше не посылай их ко мне. — Почему? — По кочану!.. Тьфу, извини, набрался я от них этой лексики! Короче, приходить сюда нужно не через знакомства с тобой, а через покаяние. А они никогда не каются, ни в чем. А чуда требуют. Устал я с ними… — Николай стал опять устраиваться в окладе, но вспомнил: — А ты это, ты вообще крещеная? — Не знаю… Не думаю… — Вот именно! Давай я тебя хоть окрещу. И — преобразилось пространство, и прямо под сводами храма Христа вдруг брызнуло яркое палестинское солнце, возникли органная музыка и не то купель, не то бассейн, не то воды реки Иордан, в которой Иоанн Креститель крестил первых христиан. А на Ангеле с Небес вдруг появился тот самый белый наряд, в котором летала она над депутатами Думы, — с белыми, как крылья, рукавами. И в этом наряде Николай Угодник опустил ее с головой в воду, говоря при этом: — Печать дара Святаго Духа, аминь… Между тем именно в это время посреди Москвы случилось другое событие. Как всегда, в типографии грузчики под завязку загрузили фургон пачками с книгами. Как всегда, со двора издательства фургон выехал на Лесной бульвар. Как всегда, подкатил к ближайшему светофору. Только на этот раз на перекрестке стоял еще и регулировщик ГИБДД, полосатым жезлом он приказал водителю прижаться к тротуару. — Блин, а чё ты сделал? — спросил Пачевский водителя, сидя рядом с ним в кабине фургона. — А хрен его знает! — ответил тот и прижал фургон к тротуару. Регулировщик подошел, козырнул: — Инспектор Васильев, ваши документы. Водитель подал ему свои права и техталон. — Путевку, накладные на груз, — сказал инспектор. — Командир, мы книги везем, вот отсюда, из издательства. — Пачевский, перегнувшись через колени водителя, показал милиционеру на окна издательства. — Путевку, накладные на груз! — требовательно повторил милиционер. Водитель отдал ему путевку, а Пачевский достал из портфеля накладные. — Выйдите! — приказал мент. — Откройте фургон! — Это еще зачем? — изумился Пачевский. — Выполняйте, что сказано. Пожав плечами, Пачевский и водитель вышли из машины, водитель обошел фургон, открыл замок на задней двери и распахнул ее. — Да книги тут! Видишь? — сказал Пачевский милиционеру. — Ты думал, оружие, что ли? И тут вдруг неизвестно откуда возник и с тыла подкатил к фургону милицейский «рафик». А из «рафика» вышли двое в милицейской форме, показали Пачевскому свои «корочки». — МВД, Управление по борьбе с экономической преступностью. Затем взяли у регулировщика накладные и приказали Пачевскому: — Выгружайте книги! Пересчитаем. И Пачевский все понял, посмотрел на окна издательства. На двенадцатом этаже, в открытом окне стояла хозяйка издательства и спокойно смотрела на происходящее. Милиционеры надели Пачевскому наручники, посадили в «рафик». Когда «рафик» двинулся, через его зарешеченное заднее окно Пачевский видел удаляющееся здание издательства и фигуру хозяйки в окне двенадцатого этажа. — Ну, что отпираться? — вздохнул Пачевский на допросе у районного прокурора. — Да, бес попутал — гнал левые тиражи… Прокурору было не больше сорока, и он усмехнулся: — А бес был в юбке? Пачевский удивился: — Откуда вы знаете? — А бес всегда в юбке, — сказал прокурор и погладил себя по глубокой залысине, словно она свидетельствовала, что он большой эксперт в этом вопросе. Затем протянул Пачевскому протокол допроса: — Распишись в показаниях. — А-а-а… а что мне светит? — с заминкой спросил Пачевский. — Хищения в крупных размерах… — Прокурор достал из ящика и обтер об рукав большое красное яблоко. — Срок — от семи до двенадцати. Пачевский в ужасе схватился за голову: — Ёк-тать!.. — Но она-то хоть стоила этого? — поинтересовался прокурор и хрупко надкусил свое яблоко. — Кто? — не понял Пачевский. — Этот бес в юбке. |