Книга Заблудшая душа, страница 44 – Евгения Грановская, Антон Грановский

— С чего вы взяли?

— У него есть картины. — Бегунов отвел взгляд и смущенно кашлянул в кулак. — На них изображены вы.

— И что с того?

— То, что на вас нет одежды. Совсем.

Эльза мягко улыбнулась.

— Вы были правы, когда сказали, что Паша Базаров — мой приятель. Я испытываю к нему огромную симпатию. Но самое главное, я восхищаюсь его талантом художника. Да, я была его моделью, но что в этом плохого? В те минуты, когда он рисовал меня, он не был мужчиной, он был художником. Вы ведь не смущаетесь, когда раздеваетесь перед врачом?

— Врач — это другое, — возразил Бегунов.

— Да, врач это другое. Но и врач, и художник — оба профессионалы своего дела. И раздевалась я не перед мужчиной, а перед художником. Так же, как вы, когда приходите к врачу-урологу, раздеваетесь не перед женщиной или мужчиной, а перед профессионалом, для которого ваша нагота — объект его профессии, а не предмет вожделения.

— Ну, не знаю… — с сомнением проговорил Бегунов. — Когда смотришь на эту картину, такое ощущение, что он не просто вас рисовал, а… — Он сбился и замолчал. — Ладно. Допустим. Значит, вы ничего не знаете об отношениях Павла Базарова и погибшего директора музея?

Эльза покачала головой:

— Нет.

— Но вы ведь уже признали, что директор музея был вашим любовником?

— Да, — спокойно ответила Эльза. — Это так. Мы с Борисом Алексеевичем встречались. Но ведь любовь не является преступлением, правда?

И Эльза посмотрела на Сергея таким взглядом, что он совершенно стушевался.

— Ладно, — выдохнул Бегунов. — Вам надо немного отдохнуть. Продолжим позже.

9

Подполковник Кочетков сидел за своим широким столом с хмурым выражением лица и, глядя на Бегунова, нервно крутил в пальцах карандаш.

— Ну что? — сухо спросил подполковник.

— Ничего конкретного, — отозвался Бегунов. — Думаю, надо ее отпускать.

Подполковник Кочетков хмыкнул.

— Отпускать… Сам знаешь, что это не вариант. Чертов Корсак! — выругался он и стукнул по столу карандашом. — Знал бы, что у него такие связи в Москве, вышвырнул бы его из города раньше! До того, как он влез во все это с головой!

— Я вам предлагал, — негромко проговорил Бегунов.

Подполковник Кочетков метнул в его сторону яростный взгляд.

— В общем, так, — сказал он после паузы. — Эльзу Зиберт надо закрывать.

— Что значит — закрывать? — тем же негромким голосом уточнил Бегунов.

— Сам знаешь, — хмуро сказал подполковник. — Слишком много концов на ней сходится. И я знаю одного ублюдка, который будет тянуть за все эти концы по очереди, пока не найдет нужный.

— Вы про Корсака? — Бегунов глянул на Кочеткова исподлобья и вдруг предложил: — Так, может, лучше закрыть его?

— Поздно, — ответил подполковник. — Если с ним что-нибудь случится, поднимется такая волна, которая может смыть всех нас к чертовой матери. И когда я говорю «нас», Сергей, я имею в виду таких, как ты и я. Потому что те, кто сидит над нами, продолжат сидеть. А значит, все нити должны обрезать мы. Понимаешь, о чем я?

— Понимаю, — тихо ответил Бегунов.

— Молодец. — Подполковник положил карандаш в стаканчик и отчеканил: — Действовать нужно немедленно.

— И кто это должен сделать? — уточнил Бегунов, не глядя начальнику в глаза.

— Ты и капитан Шарифов, — последовал ответ.

На столе у подполковника включился коммутатор.

— Игорь Васильевич, к вам пришел господин Корсак, — пропел из динамика голос секретаря.

Кочетков и Бегунов переглянулись.

— Хорошо, пусть войдет, — хмуро проговорил подполковник в коммутатор.

Дверь кабинета открылась, на пороге появился Глеб Корсак. Бросил взгляд на Бегунова, затем посмотрел на подполковника и спросил:

— Можно?

Кочетков кисло улыбнулся, блеснув золотыми коронками:

— Проходите, Глеб Олегович. Сергей, а ты свободен.

Бегунов кивнул, поднялся со стула, прошел мимо Глеба, задев его плечом, и вышел из кабинета.

— Проходите, Глеб Олегович! — пригласил Корсака подполковник.

Корсак прошел к столу.

— Присаживайтесь!

Глеб сел на стул.

— Чем могу помочь? — вежливо осведомился Кочетков.

— Я хотел поговорить насчет Эльзы Зиберт.

— Слушаю вас.

— Мне кажется, я погорячился.

— Напротив. Вы привлекли наше внимание к вопиющим вещам. Вы доказали, что смерть вашего дяди не была случайной, показали нам тоннель, рассказали про клад, который, возможно, обнаружил ваш дядя. Теперь мы активно работаем в данном направлении. И спасибо вам за это.

Последняя фраза прозвучала почти иронично.

— Вы уже задержали художника Павла Базарова? — спросил Глеб.

Подполковник покачал головой:

— Увы, нет. Его дом пуст. И где он сейчас — мы не знаем. Но обещаю вам, что мы его найдем и допросим. — Подполковник Кочетков улыбнулся. — Что-нибудь еще?

— Я не уверен, что Эльза Зиберт имеет ко всему этому отношение. И я… хотел бы поговорить с ней.

— Увы, это невозможно, поскольку в данный момент идет процесс дознания, и госпожа Зиберт лишена возможности встречаться с кем-либо, кроме представителей полиции и адвокатов.

Глеб хмуро молчал.

— Послушайте, Глеб Олегович, — снова заговорил подполковник, — вы сами настаивали на ее причастности. Мы ее задержали. Чего же вам еще надо?

— Я же сказал: я не уверен, что она виновата.

— Уверен — не уверен… Глеб Олегович, мы здесь не гадаем на кофейной гуще и не предсказываем будущее по линиям ладони. Мы работаем.

— И все же: когда я смогу с ней встретиться?

Кочетков вздохнул.

— Вы очень настойчивый человек. Ну, хорошо. Завтра вечером я вам позвоню и скажу, когда вы можете с ней встретиться.

— Спасибо!

Глеб поднялся со стула.

— Не за что. — Подполковник тоже встал и пожал Глебу руку. — Помогать людям — мой долг, — с улыбкой сказал он.

10

— Повидал я на своем веку этих стерв, — мрачно сказал капитан Шарифов, стоя у кофе-автомата и потягивая капучино из пластикового стаканчика. — На вид невинные овечки, а у самих руки по локоть в крови. Одно слово — суки.

Сергей нахмурился. Он терпеть не мог, когда о женщинах говорили в подобном тоне. Да и Шарифов ему не нравился: хамоватый, грязный, с холодными, подозрительными глазами. Такой в любом человеке видит преступника. Даром что почти старик (лет пятьдесят, наверное, уже). Интересно, скольких он за свою жизнь пересажал?