Онлайн книга «А под ним я голая»
|
– Меня? – разволновавшись, спрашиваю я. – Нет, не вас. Я увидел, что на скамейке лежит какая-то женщина, а вокруг суетятся люди. Мне почему-то стало ясно, что она умирает. Я подошел. Это была моя бывшая соседка по коммуналке в Мерзляковском – я жил там несколько лет. В пользу того, что это не она, был один-единственный аргумент: другое пальто. Но ведь пятнадцать лет прошло. Хотя, когда мы с ней были соседями, пальто у нее было только одно. Она очень много пила. Вы, Лерочка, кстати, тоже очень много пьете. * * * После его рассказа у меня было такое чувство, будто бы я избежала смертельной опасности. * * * – Вы думаете, я много проживу? – Лерочка, в вашем возрасте все так говорят, и живут до восьмидесяти девяти. – А то я иногда смотрю на свою руку. Или ногу. И вижу, что она мертва. – Ну что мне с вами делать… * * * – Я часто разговариваю с вами. Мысленно. А это плохо. * * * – Наконец-то я увижу хваленый рассвет из вашего окна. – Да, смотрите сюда. В створку буфета, он в ней отражается. Так лучше видно. * * * Пал Палыч сел писать про меня роман. Я, честно говоря, не знала, как к этому отнестись. * * * – Но ведь я тоже пишу про себя! – Ну и прекрасно. Вы пишете свое, я – свое. – Может, тогда нам стоит объединиться? – Нет, дорогая, я не Ильф и Петров. Я не смогу. – Но может, попробуем? – Может, когда-нибудь и попробуем… * * * Конечно, остроумно дать главной героине имя Валентина, в то время как ее прототип (меня то есть) зовут Валерия. Правильно, чего далеко ходить. Пруст вон тоже называл своих баб мужскими именами: Жильберта, Альбертина, Андре… Назвал бы, если уж на то пошло, хоть Александра… Как красиво: Саша! Ну, или Кира, на худой конец. Да мало ли имен… * * * Он пишет про девочку, которая рассказывает ему свои истории. Как училась в университете, как ходила замуж и как разводилась, как за ней ухаживали мужчины и как ей нравились женщины. Она рассказывает о своей бабушке и о том, как ее обижали старшие сестры. Как одноклассницы воровали в раздевалке сменку и как родители в целях наказания уже не вспомнить за что порвали билет на кремлевскую елку. Она рассказывает и рассказывает, оттачивая житейские сказки за чашкой эспрессо или бокалом мартини. После пятого пересказа они отшлифованы так, что становятся притчами. А он, автор, передает их от ее лица. И все они сводятся к тому, как она, в сущности, одинока. * * * Бег этот по узкому кругу, но, тем не менее, автор, переходя со своей спутницей из кофейни в кофейню, – за вечер они посещают не менее трех, – охотится за этими байками. А получается, что за ней. А она ускользает, и ускользает, и ускользает… * * * Через день они встречаются снова: она постоянно голодная – свидание как-никак назначено в ресторации. * * * Но мои истории в его изложении становились вульгарными – а не тревожными, как мне бы хотелось. Он их зачитывал: ничего интересного. Все люди одиноки. А что касается половинок – Платон гениально надул человечество. * * * Фрагмент из опуса Пал Палыча: «…Только спьяну можно потащиться в Ясенево и битый час встречать поезда, ожидая невозможного, не зная даже, к какому из дальних, теряющихся в дымке сознания выходов она качнется в своем длинном пальто, рассекая воздух тяжелой коклюшкой зонта…» * * * Зарабатывает Пал Палыч немного. А я вытворяю вот что: – А давайте еще во-он в тот ресторанчик зайдем.. – Лерочка, у меня всего сто рублей осталось! – Что же вы так плохо подготовились? Или: – У вас деньги есть? – Нет. – Так займите. * * * – Пожалей старика, ты его разоришь, – заметил Миша. – Я гусеница, я объедаю его, как молодую зелень. – Скажи лучше, как горькую кору! * * * Вчера на даче Мишиного папы пережила экзистенциальный опыт. – Пойдем чай пить! – позвал утром Миша. Это вниз, значит. А мне совершенно не хочется вставать. – Принеси сюда… – Чего носить-то? Кухня есть. Пойдем. – Сил нет. – Давай я тебя понесу. – Мы вдвоем не пройдем… – Факт, лестница узкая, как трап, и неудобная. – Пройдем. Миша берет меня на руки, и вот мы стоим над ступеньками. Он, конечно, не сможет спуститься со мною. С высоты смотрю вниз, на кафельный кухонный пол. Это длится мгновение. – Да, не пролезем, пожалуй, – констатирует Миша, но все еще держит меня над люком. И вдруг мне мерещится: он разжимает руки, и я лечу. А он говорит мне сверху: «Ты же хотела на кухню – ну вот ты и внизу». Я представила, как сверху выглядело бы мое тело. Это длится мгновенье. Миша осторожно ставит меня на пол и спускается из мансарды за чаем. Что, собственно, можно сказать… Вниз – это цель, а средство может быть каким угодно. Я подумала, что ничего не смогла бы ему возразить, ведь я действительно: а) хотела чаю; б) не хотела идти сама. * * * Принесла с рынка льняное масло – а оно горькое. В контексте прочих масел бутылочка кажется дорогой – пятьдесят рублей за пол-литра, но поскольку есть это нельзя, переводим в разряд косметики и получаем огромную бутыль массажного масла и/или средства для укрепления волос всего за каких-то несчастных полтора доллара. * * * Опять целый вечер ходила с Пал Палычем по заведениям и выкармливала из него деньги. Кафе в доме архитектора Баженова, подвал с крашеными красно-коричневой краской покатыми сводами. – Смотрите! Мы как внутри вывернутого наизнанку пасхального яйца, сваренного в луковой шелухе… – Лерочка, фу! * * * Пал Палыч вызвонил за компанию хабалистого бородача по фамилии Ложкин; тот изводил официантку. Когда девчонка отошла, я на примере решительных действий Таньки Ниловой, она по молодости бегала с подносами, рассказала, что бывает с теми, кто неправильно себя ведет в общепите. – Она что, опрокинула на голову тарелку? – Нет, всего лишь украсила креветками в майонезе лацканы пиджака – со словами «я тоже их терпеть не могу!». |