Онлайн книга «Приказчик без головы»
Володя вдруг обхватил полы халата руками, Сашенька едва не упала. – Мамулечка! Ум-моляю! Княгиня присела, обняла сына, поцеловала: – Тебя Наталья Ивановна подговорила такое сказать? – Нет, мамочка, нет! – горячо возразил Володя и тут же проговорился: – Женька… Еще один защитничек выискался! – А ты знаешь, что врать нехорошо? – строго посмотрела на младшего Сашенька. Володя потупился, а потом нехотя кивнул: – Знаю, мама! Мне очень… Мне очень стыдно. Я Женьке говорил, что ты заругаешься. А он… А он меня… – Ударил? – сверкнула глазами княгиня. Врачи после Татьяны вынесли приговор – больше у Сашеньки детей не будет. И вдруг нечаянная радость… Как ни старалась Тарусова относиться к детям одинаково, поздний сын почему-то был милей остальных. – Нет, мамуля, нет! Женя сказал, что, если я мужчина… А я ведь мужчина, правда? – Правда, – вздохнула Сашенька. – Если я мужчина, то должен пойти и сказать правду, даже если ты будешь ругаться. Вот и признаюсь: я самовольно ушел, а у Натальи Ивановны глаз на затылке нет. Сашенька раздраженно вздохнула. Всегда злилась, когда пытались давить, а здесь прямо заговор! Вчера Лешич, сегодня мальчишки… Спору нет: она порывиста, эмоциональна, решения принимает спонтанно, оттого не всегда они взвешенны. Но ведь Сашенька всегда права. Ну, почти всегда… – Прости меня, мамочка, – захныкал Володя, не дождавшись ответа. – А Наталья Ивановна уже простила! Далась им Наталья Ивановна. Защищают аки львы! Как же Сашенька устала! Тянет и тянет воз, а ей вместо благодарности одни палки в колеса. – А ты извинишься перед ней? – заикаясь от волнения, спросил Володя. – Я подумаю… Извиняться, конечно, не будет. Просто великодушно простит. В последний раз! И чтоб больше… Придав лицу строгость с легким оттенком снисхождения, Сашенька взяла Володю за руку, чтобы вместе навестить Наталью Ивановну. Но из комнаты Татьяны раздался вдруг страшный грохот, а затем дружный хохот. Сашенька рывком распахнула дверь. – Мамочка, не волнуйся! Мы спасали Обормота! – навстречу кинулась дочка с котенком в руках. – Кот наш – прирожденный скалолаз! Представляешь, забрался по оконной раме до самого карниза и принялся там гулять. – Я испугался, полез спасать! – из-под штор, погребенных на полу, показалась голова Евгения. – Почти дотянулся, а Танька меня толкнула… – Я за ноги схватила, чтобы не упал… – Дура! Я щекотки боюсь… – Сам дурак… – В общем, мы полетели! – Евгений без малейших угрызений совести показал на обломки карниза. – А Обормот? – ужаснулся Володя. – Он тоже упал? Он жив? – Что ему будет? Он – кот! – усмехнулась Татьяна. И только тут Сашенька увидела, что дочь разгуливает перед братьями в неглиже. Изящно обтягивающие ножки кружевные панталоны и почти прозрачная тонкая рубашка – вот и все, что было на бесстыжей девице. – Татьяна! Немедленно одеться! – Фи! В платье жарко! – Но ведь Женя… – А что Женя? – Как не стыдно? – Ты нас в детстве вместе купала! Что хотел, Женька давно уже разглядел! – Женя, Володя! Марш к себе! – Воспитывать будешь? – лениво поинтересовалась Таня, когда за братьями захлопнулась дверь. – Боюсь, что поздно! – Правильно! Ну как? Тебя уговорили оставить эту дрянь? – Кого? – Наталью, как ее… – Замолчи! – Сашенька топнула ногой. – Чтобы я больше таких слов… – Каких? Ты сама ее так называешь. Уговорили или нет? – Тебя не касается. – Тогда тебя не касается, во что я одета! – Как ты разговариваешь с матерью? – Сашенька сорвалась в крик. Понимала, что у Татьяны возраст «бурлит», сама такой была… Но ведь пыталась сдерживаться! Как могла, конечно… – Ты доверила мое воспитание глупой мерзавке. Вот и вкуси плоды…. Опять гувернантку обзывает. Прав Диди, ревность – абсолютно неуправляемое чувство. Однако позвольте…. – Танечка! Танечка! Давай поговорим спокойно. Ты ненавидишь Наталью Ивановну, потому что тебе нравится ее кавалер. Так ведь? Но ведь он получил отставку… – Она посмела ударить Юрия Петровича! – Значит, было за что. – Фи! Непристойное, видите ли, предложение! – Весьма серьезный повод… – Да эта уродина должна козой скакать от счастья! А она по лицу… – Что тебя здесь возмущает? – Сашенька заморгала. Слова дочери не укладывались в голове. – Естественная реакция приличной девушки. Вначале мужчина должен предложить руку и сердце, потом венчание, и только потом… – Да-а-а? А что, без венчания юбка не задирается? Сашенька в ужасе присела. – Не будь ханжой, мама! Мы в девятнадцатом веке живем. Теперь в церковь не обязательно. Если, конечно, любишь человека. А вот если не любишь, если лишь бы замуж, вот тогда и начинаются сопли-вопли: девственность – это цветок, который надо беречь… Сашенька считала, что люди с сотворения мира неизменны. И бабушки наши, и прабабушки мучились все теми же страстями. Только декорации, словно в театре, иногда менялись: в незапамятные времена пещеры с кострами, в прошлых столетиях избы с лучинами да терема со свечами, теперь вот каменные дома с керосиновыми лампами. Но, оказывается, в свете этих ламп незыблемое видится иначе. Во всяком случае, подрастающему поколению. – А ты откуда про непристойное предложение знаешь? – заинтересовалась Сашенька. Вряд ли гувернантка делилась с воспитанницей. – Лешич вчера со мной воспитательную беседу проводил. Как крестный отец. Сказал, что не стоит в подлецов влюбляться. Сашенька мысленно поблагодарила Прыжова. – Ты согласна? Таня помотала головой. – Если б Юрий Петрович мне непристойное предложил, ни секунды бы не сомневалась… – М-да… В кого ты только такая эмансипе уродилась-то… И что прикажешь с тобой делать? – Мне все равно. Хоть в монастыре запри! – Думаю, бесполезно, свинья везде грязь найдет. Ты вот о чем подумай: Лешич-то прав… Не перебивай! Юрий Петрович твой, словно Хлестаков. Глаза у него разбегаются. И за гувернанткой ухлестывает, и за воспитанницей. Девственность-то ты отдашь, а вот счастья взамен не получишь… |