Онлайн книга «Приказчик без головы»
Страж дунул в свисток: – Господин околоточный! Сашенька надвинула платок поглубже. Обмануть подслеповатого Ильфатку несложно, а у вот полицейских глаз наметан. Вдруг Челышков признает в незадачливой крестьянке Марию Никитичну Законник? Околоточный, заслышав свисток, изменил маршрут и направился к перекрестку. – Случилось что, Мирон? – спросил с ходу. – Никак нет, ваше благородие. Баба вон спрашивает, в какую церковь купец Осетров ходит… – Осетров? – Климент Сильвестрович с подозрением оглядел «крестьянку». – Зачем он тебе? Снова Сашенька в переплет попала, и снова из-за полиции, будь она неладна. Эх, была не была… Прикрыв лицо руками, затряслась, якобы от плача, и завыла дурным голосом: – Обокрали! Обокрали, батюшка! На чугунке! Спать легла, у-у-у, просыпаюсь, а узелка нету-у-у. – А Осетров при чем? – Так родственник! Хотела деньжат одолжить! А на лавке замок… Климент Сильвестрович смотрел недоверчиво (Сашенька сквозь пальцы подглядывала). Подумав секунду-другую, спросил у извозчика: – Неужто в долг повез? – Я… Черт, надо было пролетку отпустить! – Пятиалтынный у меня был припрятан, – поспешила объясниться Сашенька, пока возница не наговорил лишнего. – Вот и поехала. А на лавке замок… У-у-у… – Не реви! Не реви, говорю. Слезай! В Князь Владимирский Калина пошел. Так и быть, провожу… Тарусова сунула извозчику пятиалтынный, взяла сдачу и выпрыгнула из пролетки. – Ой, спасибо. Не утруждайтесь, я сама… – А я не утруждаюсь. Мне по дороге… Дорогой допытывался: откуда, да какой покос ныне, да что с ценами на дрова? Сашенька врала самозабвенно: со Мсты, травы легли, огурцы погорели, а вот картошка идет, ей жара в самый раз. В ценах, слава богу, ориентировалась: раз воз дров в Петербурге три с полтиной, пусть в Тверской, где леса побольше, на рублевик меньше будет… Подошли к ступенькам лестницы. Только успели крест положить, как тяжелые двери распахнулись на обе створки и празднично одетая публика стала покидать храм. Служба окончилась. – Здесь и подождем Калину! – решил околоточный. – Ты кем ему приходишься? – Двоюродная племянница! – не думая ни секунды, соврала Тарусова. – А звать как? – Маруся! – А меня Климом! – околоточный улыбнулся в усы и вдруг ущипнул Сашеньку за мягкое место. Княгиня вздрогнула и прошептала: – Очень приятно! Приятно, что не узнал. А вот щипки и стремление сдать лжеплемянницу с рук на руки Осетрову княгиню отнюдь не радовали. Как бы Челышкова спровадить? – Вы, верно, торопитесь? Ступайте… – Не могу, милая… Помочь обязан! Ведь дядьку-то и не узнаешь, лет двенадцать, поди, не видела… Я, Марусечка, на Петербургской с пятьдесят восьмого. И не припомню, чтоб Калина на Мсту ездил… – Не сомневайтесь, узнаю. – Вряд ли… Полысел! Брюхом землю подметает… Сама гляди… Калина Фомич как раз вышел из церкви под руку с женой. Степенно повернулся, положил крест три раза. Супруга закашлялась. Вышедшая следом дочка хлопнула ее пару раз по спине и подала платочек. – Калина Фомич! Радость-то какая! – громко окликнул купца Челышков. – Племянница к тебе пожаловала. Дальнейшее Сашенька слышала на бегу. – Какая племянница? Ты опять за свое? – зычно, на всю площадь гаркнула Осетрова. Юркая Сашенька, ловко прячась за спинами прихожан, бежала со всех сил к Никольскому переулку, где среди домов и палисадников легко было затеряться. – Прошка! – сквозь шум и гам донесся бас Осетрова. – Держи ее! Держи-и! Фора была большой, поэтому Сашенька счастливо избежала бы рандеву с Осетровым, но заблудилась. Петербургская сторона безо всяких планов строилась. Улочки тут и петляли, и сворачивали, пересекались, будто пьяные, под разными углами, опять же, всяких тупичков предостаточно. В один из них княгиня и забрела, а когда поняла, что прохода нет, повернула обратно к перекрестку. Но здесь ей путь перегородил Прошка, приказчик Осетрова. Встал, растопырил руки: – Попалась! Сашенька бегом назад. С обеих сторон дома с закрытыми дверьми, а впереди забор. Махнуть, что ли, через него? Высокий, дьявол! Эх, где наша не пропадала! – Стой, стой! Сашенька взобралась на самый верх, оставалось лишь зажмуриться и спрыгнуть, как ее схватили за ногу. – Стой, говорю! – Помогите! Убивают! – завизжала Тарусова, пытаясь вырвать конечность из рук преследователя. Не удалось. А на крик ни одна ставня не отворилась. – Кричи! Кричи громче! Чтоб Калина быстрей приехал! – ухмыляясь, подначивал ее рябой Прошка. Стоя внизу, он нагло пялился Сашеньке под юбку. – Ах ты, паскудник! – Тарусова рискнула оторвать от забора правую руку и замахнулась, целясь Прошке меж глаз. Тот от испуга выпустил ногу, отскочил и показал кулак: – Не балуй! Я тебе… Ой!.. Мария Никитична? Вы?! Час от часу не легче. – А я искал вас, в газету ходил… Дорога в чужой палисадник теперь была свободна, но любопытство удерживало Сашеньку на заборе: – Зачем искал? – Разговор имею. Секретный! Тайну хочу открыть. Чтоб о ней в газете прописали. Про того, кто Сидора убил! Господи, Господи, неужели удача? Сашенька посмотрела испытующе в карие Прошкины глаза. Похоже, не врет! Рискнуть? – Помоги спуститься! Глаза только прикрой! Тарусова приземлилась мягко – Прошка заботливо, чтобы не упала, ее поймал. – Рассказывай! – Тише! Не здесь! Давайте у вас дома часиков в шесть. – Почему не сейчас? – Про Калину забыли? Он по всей Петербургской кружит, вас ищет. Пойдемте, пойдемте быстрей, я калиточку покажу, вы не заметили… Адрес только скажите… Дома встречаться с Прошкой не хотелось. – Давай в трактире «Дедушка». – С ума сошли? Увидит кто, я пропал. – Ладно! Дом Живолуповой знаешь? На Резной? В квартире Антипа Муравкина ровно в шесть… – Но… Договорить Прошка не успел. И калитку спасительную показать тоже. Не снижая скорости на повороте, с перекрестка в тупичок влетели дрожки. – Что, племяшка, попалась? Лошадь притормозила, Калина Фомич бойко спрыгнул. |