Онлайн книга «Сыновья Ананси»
|
– Грифы, – сказал Паук. – Они на живое не нападают. – Точно. А голуби боятся людей, – сказал Толстяк Чарли. Точки в небе кружили уже ниже, и птицы, снижаясь, как будто слегка подросли. – Принимается, – сказал Паук. И затем: – Дерьмо. Они были не одни. Кто-то наблюдал за ними с дюны. Случайный человек мог бы принять ту фигуру за пугало. Толстяк Чарли закричал: – Уходи! – Его крик поглотил песок. – Я отказываюсь! Сделка отменяется! Оставь нас в покое! Плащ задрожал на горячем ветру, и дюна опустела. – Она ушла, – сказал Толстяк Чарли. – Кто бы мог подумать, что это будет так просто. Паук тронул его за плечо и указал в другую сторону. Теперь женщина в коричневом плаще стояла на ближайшем к ним песочном гребне, так близко, что Толстяк Чарли мог видеть стеклянную черноту ее глаз. Грифы – обветшалые черные тени – опустились на землю: голые розовато-лиловые шеи и скальпы без перьев: так удобнее засовывать голову в гниющую тушу – вытянувшись, близоруко пялились на братьев, словно раздумывая, подождать им, пока люди умрут, или как-то ускорить этот процесс. – О чем вы еще договорились? – спросил Паук. – М-м-м? – Было что-нибудь еще? Она давала тебе что-нибудь, чтобы скрепить сделку? Обычно в таких случаях торгуются. Грифы подбирались все ближе, шажок за шажком, сплочая ряды, сжимая круг. В небе появилось много черных черточек, они росли и, раскачиваясь, приближались к братьям. Рука Паука крепко сжала руку Толстяка Чарли. – Закрой глаза. Мороз ударил Толстяка Чарли под дых. Он глубоко вдохнул и почувствовал, как легкие покрываются льдом. Он кашлял и кашлял, а ветер выл, как дикий зверь. Он открыл глаза. – Могу я узнать, где мы на этот раз? – Антарктика, – сказал Паук. Его кожаная куртка была застегнута на молнию и, кажется, Паук от холода не страдал. – Боюсь, тут немного прохладно. – А на средней передаче никак нельзя? Из пустыни прямиком во льды. – Тут нет птиц, – сказал Паук. – Разве не проще было просто зайти в какое-нибудь приятное, свободное от птиц местечко? Можно было бы пообедать. – Отлично, – сказал Паук, – теперь ты ноешь только потому, что здесь легкий морозец. – Это не легкий морозец. Тут минус пятьдесят. И вообще, смотри! Толстяк Чарли ткнул пальцем в небо. Бледная закорючка, похожая на миниатюрную букву «м», которую начертили на небе, неподвижно висела в холодном воздухе. – Альбатрос, – сказал он. – Фрегат, – поправил Паук. – Прости? – Это не альбатрос, а фрегат. Он, возможно, нас и не заметил. – Он-то, может, и не заметил, – согласился Толстяк Чарли. – Но они заметили. Паук повернулся и сказал что-то еще, очень похожее на «фрегат». Вразвалочку, плавно скользя на брюхе, к братьям приближался, может, и не миллион пингвинов, но казалось, что именно миллион. Обычно приближение пингвинов способно испугать разве что мелкую рыбешку, но в таком количестве… Не дожидаясь приглашения, Толстяк Чарли взял Паука за руку и закрыл глаза. Когда он их открыл, стало заметно теплее, хотя с открытыми глазами он видел не больше, чем с закрытыми. Вокруг было темно как ночью. – Я ослеп? – Мы в заброшенной угольной шахте, – сказал Паук. – Я видел фотографию этого места в журнале несколько лет назад. И пока мы не наткнулись на стаи незрячих зябликов, которые приспособились к темноте и научились жрать угольную крошку, мы, пожалуй, в безопасности. – Ты ведь пошутил? Насчет незрячих зябликов. – Более-менее. Толстяк Чарли вздохнул, и его вздох эхом прокатился по подземной пещере. – Понимаешь, – сказал он, – если бы ты просто ушел, если бы покинул мой дом, когда я тебя попросил, ничего бы этого не случилось. – Какой смысл сейчас об этом говорить? – Да плевать мне на смысл. Боже, как я объясню все это Рози? Паук откашлялся. – Думаю, тебе не следует беспокоиться. – Почему же? – Она с нами рассталась. Долгое молчание. Затем Толстяк Чарли сказал: – Конечно рассталась. – Я, типа, наломал тут дров, да, – казалось, Паук был смущен. – А что если я все ей объясню? В смысле, если я скажу, что я не был тобой, что это ты притворялся мной… – Я уже объяснил. И после этого она решила, что не хочет больше нас видеть. – И меня? – Боюсь что да… Слушай, – сказал голос Паука в темноте, – я никогда всерьез не собирался… В общем, когда я приехал, я хотел лишь повидаться. А не. Хм. Я тут здорово напортачил, да? – Ты пытаешься извиниться? Тишина. Затем: – Наверное. Может быть. Снова тишина. – Ну, тогда мне очень жаль, – сказал Толстяк Чарли, – что я попросил Женщину-Птицу помочь мне избавиться от тебя. Не видя Паука, извиняться было проще. – Ага. Спасибо. Я просто хочу узнать, как теперь избавиться от нее. – Перо! – сказал Толстяк Чарли. – Я не уловил. – Ты спрашивал, дала ли она мне что-нибудь, чтобы скрепить сделку. Она дала перо. – И где оно? Толстяк Чарли пытался вспомнить. – Дай подумать. Оно было со мной, когда я проснулся в гостиной миссис Данвидди. Но когда садился в самолет, его уже не было. Думаю, оно до сих пор у нее. На этот раз тишина была такой долгой, и беспросветной, и глубокой, что Толстяк Чарли начал беспокоиться, не ушел ли Паук, оставив его одного в подземной тьме. Наконец он спросил: – Ты еще здесь? – Еще здесь. – Слава богу. Если ты бросишь меня здесь, не знаю, выберусь ли я. – Не искушай меня. Снова тишина. Толстяк Чарли спросил: – А в какой мы стране? – В Польше, наверное. Я же говорил, я видел картинку. Только на ней были светильники. – Тебе нужно видеть фотографию места, куда ты можешь отправиться? – Я должен знать, где оно находится. Поразительно, подумал Толстяк Чарли, как тихо в шахте. У этого места своя особая тишина. Он начал раздумывать о разных видах тишины. Отличается ли могильная тишина, скажем, от тишины в открытом космосе? – Я помню миссис Данвидди. От нее пахнет фиалками, – сказал Паук. |