Онлайн книга «Мама джан»
|
– Ничего себе! Диапазончик у тебя! – воскликнул он. – Ерофеев… «Уроки французского»… И «Майн кампф»! Зачем «Майн кампф», дорогой ты мой?! Зачем тебе Гитлер, это чудовище?! Подумать только: Александр Беляев, Гарри Поттер – и бесноватый Адольф… – Так ведь я скинхедом был. Все скины «Майн кампф» читают. – Ты – скинхедом?! Но почему именно скинхедом?! – По кочану. Меня до двенадцати лет столько раз мудохали, столько шмоток на улицах поснимали. Кто защитит? Никто! А стал скином – ша! Перестали бить… – Тебя перестали, зато ты сам других бить начал. Да? – Не без этого. Жизнь заставила. – Перестань, жизнь его заставила… Мне тоже от жизни досталось… Еще как… Врагу не пожелаю… Что же, и я должен драться, в обидчиков палить из «калашникова», машины взрывать, революции устраивать?.. – У каждого имеется башка на плечах. У тебя своя, у меня своя. Живи своим умом… – В твоей башке столько понамешано!.. И ума, извини, пока маловато. – Сколько есть, – окрысился Кабан. – Ну, и что твой Гитлер? – иронично спросил Сеня. – В каких ты отношениях с ним? – Он такой же мой, как и твой. Я из скинов два года как вышел. – Чего же? – Девчонка у меня была… Любовь, понимаешь… Ну, в общем… прочистила она мне мозги. И потом, как я могу быть скинхедом, если у меня два брата – цыгане. – Как это? – удивился Сеня и тут же спохватился. – А-а, понял, понял… Разговор затянулся, Кабану интересно было с Сеней-газетчиком. Он решил закрепить возникшую дружбу, сбегал в супермаркет, купил для Сени бутылку «Путинки», себе взял пару банок коктейля со слесарным названием «Отвертка», девять градусов алкоголя – и общение продолжилось. С того дня они стали частенько беседовать. Под выпивку. Сеня рассказывал о писателях, о книгах, о российской истории, о теперешней идиотской государственной политике. Стихи наизусть читал, он прорву стихов знал. Кабан, как губка воду, впитывал в себя фамилии, названия книг, читал то, что приносил ему Сеня. Плохо, что Сеня заболел. Ну да ничего, все болеют, а потом поправляются. Сеня тяжело дышал, измученный кашлем. Привалился спиной к стене, натянул на себя матрас. – Тебе что-нибудь нужно? – спросил Кабан. – Да нет вроде… Сигарет бы, правда… Мне легче, когда курю. У Кабана остались две сигареты. Он отдал их Сене. – Мы пойдем, ладно? Умудохались сегодня. Да и поздно. – Идите, идите. Завтра приходите. – Ясный пень, придем. Курево тебе принесу. Кабан и Рина попрощались с Сеней и отправились спать на двенадцатый этаж. Спускаясь по лестнице, Рина задержалась и задумчиво сказала: – Он совсем как моя мама… Перед самой смертью… – Не каркай! Кабану очень не понравились ее слова. – Ложись со мной рядом, Рина, – предложила Оленька, когда они вернулись. – Ага, щас! – возразил ей шепотом Кабан. – Мы по-другому ляжем… С краю – ты, потом я, потом она, а возле стены Медведь! – Зараза, ты, Кабан. – Тише! – Блядь, ебучие рога! Заткните хавальники! – цыкнули этажом ниже. – Все, все, Артемыч, спи, – откликнулся Кабан, узнав голос бомжа. Угомонилась ночлежка. Заснула. Храпели, стонали, вскрикивали, скрежетали зубами, смеялись, плакали во сне ее обитатели. – Кабан, а Кабан! – тихонько позвала Оленька. – Че те? – Трескацца будешь? – Не-е – хорош на сегодня! – А я буду… Дай! Кабан порылся в карманах и протянул Оленьке баян с ампулой. Должок вернул. Пока Оленька казнилась, пытаясь найти в темноте вену, Медведь успел утухнуть, повернувшись носом к стенке. Кабан неожиданно обнял Рину. Она вздрогнула, но скорее от удивления. – Не бойся! Я тебя согрею. – О-о… – протянула Оленька, причем непонятно, то ли она словила приход, то ли поняла, как именно Кабан хочет согреть Рину. А он тем временем уже запустил руку под кофту Рине и полез под лифчик. – Нет! – твердо сказала Рина. – Да хорош те, че ты, как целка?! – Вот именно, что целка. И пока хочу такой остаться. – Да, ты че? В натуре, что ли? – Угу… Кабан просто офигел. В этом подъезде все спали со всеми и, чтобы в пятнадцать лет кто-то на вокзале еще был целкой… такого просто быть не могло. Он убрал руку. – Ну, извини… А может, тогда так поразвлекаемся? – Я же не совсем в твоем вкусе. Сам сказал. Никто за язык не тянул. – Ты не смешивай вкус с сексом. Одно другому не мешает… – А мне, значит, мешает. Оленька тем временем уже поставилась. Ее взяло. – Кабан-Ебун, блядь, копыта свои убери от нее! – вступилась она за Рину. – Ну, не хочет она! Непонятно, что ли? Ну, целка же… Че ты такое промораживаешь? Забыл, что Вага сказал? – Женщина, знай свое место! – рыкнул Кабан, раздосадованный отказом Рины. – Эй, вы там… бля… дадите людям спать или нет?! – донеслось снизу. – Не напрягай девушку, – уже шепотом продолжала Оленька, расстегивая ему ширинку. – Давай я тебя поласкаю, пока вмазанная. – Давай, – вздыхая, согласился он. – Хрен тебя разберет, лесби ты или не лесби? – Это мои проблемы. Я разная. Тащусь, как хочу… Ты же знаешь. – Ну и не отвлекайся тогда… Рина свернулась калачиком и, едва успела закрыть глаза, улетела в сонное царство. Электронные часы на руке у Медведя заверещали. Противно так. Медведь ставил будильник на шесть утра. Кабан мгновенно вскочил, посмотрел на свои – бляха-муха, шесть тридцать! Медведь медленно просыпался, позволяя себе понежиться пару лишних минут. Шоника уже след простыл. – Миша, мать твою налево и направо, – Кабан пнул Медведя по ноге и тот сразу продрал глаза. – Совсем оборзел? – Кто из нас оборзел?!. Опять из-за тебя проспали! Если твои котлы тормозят, то будильник на половину шестого ставь! Поднимай девок, пошли! Он схватил сразу два матраса и устремился вниз. На лестницах уже никого не было. Все по расписанию сдали инвентарь и ушли промышлять. Кто в переходы петь, кто в метро – по карманам шарить, кто машины мыть, кто свалки ворошить. У каждого была своя специализация. Тимоха-тридцать-рэ встретил занудными упреками, но Кабан мимо ушей пропускал его ворчание. |