
Онлайн книга «Антиглянец»
Мы с Красновой сидим за кадром. Наша сцена редколлегии – следующая. – Тебе здесь нравится? – спрашивает меня Ленка, светящаяся от счастья. – Очень! – говорю я. – Знаешь, о чем жалею? Что не стала актрисой. У меня все данные были. Как ты думаешь, еще не поздно? Я понимаю Краснову – я сама уже об этом подумала. Но мне поздно, а у Ленки, может, еще получится. – Ты потом спроси у Кончаловского. Он тебе точно все скажет. Вдруг это шанс? К нам подходит помощник режиссера Татьяна. Дает мне бумажки. – Учите пока слова. Я еще вчера пыталась запомнить реплики. Репетировала перед зеркалом – интересно, как это смотрится со стороны? Получалось ужасно неестественно. Как будто кривляешься на детском утреннике. Раньше вслух я читала только стихи, и кроме этой интеллигентско-занудной белла-ахмадулинской интонации ничем не владею. Подошел Кончаловский. – Кто из вас будет Роговые Очки? – ответа он не ждал. Просто внимательно осматривал меня и Ленку. В очках была я. Зато Краснова красивее. – Я уже текст выучила. Могу прочесть. – Ленка боролась за роль. У Роговых Очков слов больше. Наверное, из нее бы получилась актриса. – Ты будешь Очки, – сказал он и взял меня за руку. – И вы идите за мной. – Ленка двинулась следом. Мы вошли в интерьер «каб. главного редактора». Очень глянцево – совершенно не так, как в жизни. В нашей с Красновой жизни. А может, просто я не была в кабинете главного редактора журнала Vogue. И у них там картины, корзины с цветами, длинный стол для заседаний. Кончаловский приставил меня к столу. – Пойдешь с этой точки. Здесь остановишься, повернешься. Подашь картинку. Ассистент метил скотчем точки на полу. Через пару репетиций я освоилась. Оказалось, это совсем не страшно. И Андрей Сергеевич добрый. Даже не орет. Пришла Ира Розанова. – А вы меня играете! Я главный редактор Gloss, – сказала я, чтобы что-то сказать. – Не волнуйся. Все нормально будет. Я помогу, – она улыбнулась нам с Красновой. Ура, мы приняты в семью! – Перерыв 20 минут. После перерыва снимаем редколлегию, – и Андрей Сергеевич ушел. Лампы погасли. – Ленка, пошли, съедим что-нибудь. Меня уже тошнит от голода, – сказала я. Краснова молчала. – Ле-ена, не успеем пообедать. – Договорилась с ним, да?! Заранее? А ты сука, оказывается! А казалась тихая такая, милая. Ты смотри, как быстро научилась! Я первый раз видела ее в таком состоянии. Перекошенную от ярости. – Прекрати! О чем я могла договориться? На твоих же глазах все было! – Ты, Борисова, считаешь, что тут все глупее тебя?! На моих глазах тебя назначили, ага! Теперь на моих глазах ты роль у меня п…здишь! Смотри – п…здой накроешься! – Краснова, сосчитай до десяти! Успокойся! Никто не виноват. Просто я в очках. Поэтому он и решил, что я буду. Ну, хочешь, я с Кончаловским поговорю? Не думаю, что для него это принципиально. Черт, почему я опять должна оправдываться?! Как же тяжело работать с девушками! Краснова затряслась. – Ах, в очках ты?! Умная очень?! Интеллектуалка, бл…дь! А я дура, да? Надо же, учила ее морду красить, косметику подбирала. Кем ты пришла в журнал, забыла? Твои маечки убогие, жир валиками на спине висит! Позорище! Над тобой же смеялись все. Когда Полозова уволилась, Волкова просила тебе никаких приглашений ее не давать – чтобы ты не дай бог никуда не приперлась в убогом своем виде, журнал не опозорила! И смотри-ка, научилась гламуру… В кино она снимается. Тебе не в кино надо, тебе к Ольховскому записываться! Попроси его морду вне очереди сделать – как главному редактору. Чтобы на фотографию поместилась. И мешки свои подрежь! Ты на бассет-хаунда похожа, с такими глазами. Это я тебе как бьюти-редактор говорю. Из лучших побуждений. Краснова взяла сумку. – Ладно, пока. Привет Кончаловскому. – Куда ты? А съемка как же? Зачем я, дура, ей это говорю, после всего, что сейчас услышала?! – А на х…й! И тебя, и съемку. И журнал твой ублюдочный! Обедала я одна. Наши девочки, объединенные работой в одном эпизоде, сидели за общим столом, где места для меня не было. Я жевала свои роллы и прокручивала в голове последнюю безобразную сцену. Фильм «Глянец» нагло вылезал за рамки прописанного сценария. Вернее, происходящее со мной не лезло ни в какие сюжетные рамки. После перерыва подошла к Кончаловскому: – Андрей Сергеевич, у нас замена. Девушке, которая должна была сниматься, пришлось срочно уехать. Извините, что так вышло. – Так давайте другую! Девицы тут же сбежались на зов. – Ты! – Кончаловский указал на Лизу. Василенко была старше всех. В сценарии значилось: «Вокруг редакционного стола несколько замученных женщин и одна молоденькая, копия Алины, НАСТЯ с ангельским личиком – все члены редколлегии». Получается, я тоже замученная? Старая и страшная, как лучшие пациентки Ольховского? Может быть, мне правда к нему пойти? А Настя – с ангельским личиком. Даже в кино у этих Насть все в порядке. Дочку главной редакторши Настю играла Ольга Арнтгольц. Я села к гримеру после нее, в кресло, нагретое юной актерской задницей. Не такой толстой, как у меня. Хорошо, наверное, быть актрисой. Приятно, когда тебя касаются пуховками, выверяют картинку на твоем лице. Потом прикрепляют микрофон, режиссер берет за ручку и выводит в центр кадра… Я почувствовала терапевтический эффект кино – история с Красновой уходила на второй план. А я сейчас выйду на первый. Не каждая актриса может похвастаться, что дебютировала у Кончаловского! И уж тем более не каждый главный редактор глянца! – Артистки, на площадку! На площадку! – крикнула помощник режиссера Татьяна. «Артистки, на площадку!» – звучит лучше, чем editor-in-chief. А что, если после «Глянца» меня заметят и снимут еще в каком-нибудь фильме? Это было восхитительно! И легко! Волновалась я только на первом дубле. И даже забыла слова. Стало стыдно, что из-за меня столько людей напрягались зря. – Ничего страшного. Все сначала. Мотор! – скомандовал режиссер. Это легко! Правда, очень легко. Говорить слова, поворачиваться, отмечать про себя, как я сейчас изящно крутанулась на каблуках, не смотреть в камеру, в камеру не смотреть! Хорошо, что платье черное, и хорошо, что я вовремя купила эти туфли. И Розанова помогает, подыгрывает, ведет меня, как партнер в танце, и все получается. Снято со второго дубля. Третий, четвертый – снимаем на всякий случай. |