Книга Рыжий, страница 38 – Джеймс Патрик Данливи

Я вошел на кухню позавтракать. Дорогая доченька, заткни свою вшивую пасть. Заткни ее, или ее заткну я. И причем не джемом из черной смородины.

— Па-па-па…

— Что такое?

— Аа-аа-аа-па-па-па.

— Дай своему «па» дожевать завтрак. Па-па голодный. А теперь заткнись по-хорошему.

— Прекрати. Ребенок имеет полное право пошуметь.

— Тогда запри ее в гараже. Почему только не изобрели наручников для детей? Я уезжаю в Тринити.

— Вперед. Я тебя не держу.

— Я думал тебе интересно, куда я еду.

— В общем-то, нет.

— Ну, ладно, ладно. Я мигом вернусь. Кстати, я думаю, нам бы не мешало уплатить фунт-другой по счету за электроэнергию. Ты слышишь меня, Мэрион?

— Слышу.

— Неплохо было бы уплатить хотя бы какую-то часть этого пустякового счетика.

Мэрион выливает молоко в кастрюльку.

— Мэрион, ты что заболела? Ну, ради зубов Господних…

— Не выражайся в присутствии ребенка. И мисс Фрост. Мне это все уже осточертело. Если уезжаешь — уезжай.

— Но послушай, Мэрион, ну будь же благоразумна. Этот счет рано или поздно придется оплатить, иначе они просто-напросто отключат электричество. Что подумает тогда мисс Смит? Я имею в виду…

— Да, ради всего святого, прекрати ловчить. С каких это пор тебя стало волновать, что подумают люди?

— Я всегда об этом думал.

— Наглая ложь!

Себастьян поднялся из-за стола, прошел на кухню и обнял Мэрион за плечи.

— Убери руки, будь добр.

— Мэрион.

— Я думала ты едешь в Тринити. Так поезжай.

— Я хочу сделать и кое-какие дела.

— Лжец. Вот ты кто.

— Ты слишком строга со мной, Мэрион.

— Домой ты возвратишься пьяным.

— Извини, еще немного — и я ударю тебя по лицу.

— Драться ты должен с мужчинами. Я не дам тебе ни гроша.

— У меня есть предложение…

— Я не изменю своего решения.

— Ну ладно, Мэрион, как хочешь. Если тебе так нравится, оставайся и дальше жалкой протестанткой. С твоего разрешения я ухожу.

Из кухни с каменным лицом. В салоне он взял сумку и зашел в комнату мисс Фрост. Два графина. В сумку. Аккуратно надевает на голову котелок. Быстрыми шагами выходит через парадную дверь, спускается по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. На пахучих листьях лавра он поскользнулся и растянулся во весь рост, уткнувшись лицом в прелые листья. Сумку с графинами он держал над собой, чтобы они не разбились. Несколько сочных словечек. Подергал зеленую калитку. Закрыта. Удар ногой. Она распахивается настежь. Нижняя часть держится теперь только на пружине.

В Дублин он прикатил на втором этаже трамвая. Пробрался через модно разодетую толпу на Графтон-стрит. Зашел в дверь с тремя золотыми шарами и подошел к прилавку. Выставил графины. Мрачный человек нагнулся над ними, что-то бормоча.

— Итак, мистер Дэнджерфилд?

— Семейные реликвии. Вотерфордской работы. Превосходные.

— Понимаю, мистер Дэнджерфилд. Но особой популярностью в наши дни такие вещицы не пользуются. По-видимому, публика не в состоянии оценить их по достоинству.

— Вино, однако, становится все популярнее.

— О да, мистер Дэнджерфилд. Ха-ха.

— Американцы будут от них просто без ума.

— Десять шиллингов.

— Пусть уж будет фунт.

— Пятнадцать монет. И не будем больше торговаться.

Себастьян взял деньги и собрался уходить. В дверях он

столкнулся с каким-то типом с круглым черепом и покатыми плечами, по которым, вероятно, без всякого труда скатываются дождевые капли.

— О Боже праведный, да это же Себастьян.

— Перси, как ты поживаешь?

— Шлангом смываю дерьмо с унитазов в «Иви Хауз». Пью все, что попадется под руку, и сношаюсь, когда удается.

— Что же, неплохо.

— Я зашел заложить пять фунтов вырезки.

— Ты шутишь!

— Вот она.

— Не могу поверить своим глазам, Перси.

— Хочешь выпить? Подожди минутку, пока я избавлюсь от мяса, и я расскажу тебе все по порядку.

Себастьян подождал под дверью с тремя шарами. Из подъезда, улыбаясь, появился Перси, и они зашагали по улице. Перси Клоклан — крепко сбитый коротышка. Силы у него столько, что он шутя может проломить стену. Но развлекается этим только в гостях у тех, кого недолюбливает.

Они уселись в уголке крошечной распивочной. Несколько старух кричали друг другу на ухо всякий вздор. Отвратительный, шокирующий вздор. Перси Клоклан то и дело улыбался и посмеивался.

— Себастьян, я испытал уже все на свете. Мой отец был управляющим банком. Моя сестра член общества «Чистилище», мой брат возглавляет компанию, а я живу в «Иви Хаус» на Брайд-стрит в общежитии для бедных и доживающих свои дни.

— Настанут лучшие времена.

— Но позволь сказать тебе кое-что. Вот, посмотри на меня, самого образованного человека в Кпонгаузе. Девять лет я занимался торговлей текстилем и вынужден был выслушивать маразматический бред этих несносных кретинов и при этом ни разу не получил повышения. В конце концов я сказал своему начальнику, чтобы он засунул свой член в собственную задницу. Господи, этого-то уж мне не стоило делать. И вот полюбуйся. Каждое утро я смываю дерьмо за этими престарелыми придурками, которые гадят по ночам прямо на пол. Сегодня ночью я застал одного из этих старых пачкунов в тот момент, когда тот мочился в фонтанчик с питьевой водой. Но за вполне приличную кормежку я плачу всего один шиллинг и еще несколько монет за свою комнатушку. Я работаю швейцаром. И это неплохо оплачивается. И, кроме того, я еще зарабатываю тем, что за восемь пенсов с носа пускаю этих калек посидеть в салоне.

— И чего бы ты хотел добиться в жизни, Перси?

— Знаешь, чего я хочу? Я тебе скажу. И не слушай этих чертовых кретинов, которые сидят вокруг и часами мелют невообразимую чепуху. Мне нужно только одно. Женщина с необъятной грудью и огромным задом. Самой большой грудью и самым большим задом во всей Шлюхляндии. И чтобы залазить на нее, о груди, груди. Что может быть лучше? Чтобы я мог приходить домой, заглатывать кусок жареного бифштекса и залазить на нее. И чтобы были дети. Чтобы был смысл работать. Стимул какой-то, что ли. А я сижу в этой распивочной и попусту трачу время. Мне уже скоро сорок и, может быть, я мог бы стать большим боссом с машинами и любовницами, а у меня нет ни шиша. Ну да ладно, все уже в прошлом и бесполезно об этом говорить. Но если бы у меня была женщина с фантастически огромной грудью, то ты бы больше никогда не увидел меня в распивочной. Я был бы доволен как слон. Однажды я уже был женат, но я не совершу эту ошибку еще раз. Я напивался тогда каждый день из-за страха, что пойдут дети.