
Онлайн книга «Рыжий»
Жирные, давно немытые волосы на его голове свалялись, из-под черного пиджака торчали рыжие волосы, он размахивал увесистыми кулаками и напевал: «Послал ли Господь твою мать С белыми как снег волосами И такими большими грудями, Каких не видывал целый свет?» Мэри подергала Себастьяна за рукав. — Да что же это такое? Он поет отвратительные песни. — Он сын законного лорда-мэра Дублина. А его дядя — автор национального гимна. Мэри одобрительно улыбнулась. Пришедший пробирается по комнате, выложенной красными плитками, бурно приветствуя присутствующих. Он поясняет: — Я люблю английские тюрьмы и вас, милые дамы, ваши хорошенькие фигурки. Всех вас. Замечает Себастьяна. — О Господи, ради любви нашего Святого Отца Папы Римского, да купит он еще одну золотую пишущую машинку! Пожми мне руку, Себастьян, пока я не забил тебя до смерти подшивкой «Католического Вестника». Так как ты поживаешь? — Барни, я хочу представить тебе Мэри. Мэри, это Барни Бэрри. — Рада с вами познакомиться, Барни. — Ну и хорошенькая же ты, Мэри. Как ты поживаешь? Я бы хотел побыть с тобой. Не допусти, чтобы этот распутник подобрался к твоему цветку и сорвал его. Так как ты поживаешь? — Прекрасно. Барни вскочил на стол и исполнил танец козла. Мэри повернулась к Себастьяну. — Да он весельчак. — И неплохо сложен. — Неужели его дядя и в самом деле написал гимн? — Мэри, я говорю тебе правду, ничего, кроме правды. И скажи-ка мне, Мэри, как ты представляешь себе свою дальнейшую жизнь? — Что вы имеете в виду? — Чего ты хочешь добиться в жизни? — Вы имеете в виду, кем я хочу стать? Я не знаю. Когда я была маленькой, то мечтала быть балериной. Я была бы не против поучиться в художественной школе. Мне нравится рисовать. — И что же ты рисуешь? — Да все подряд. И очень люблю рисовать женщин. — А почему не мужчин? — Мне больше нравятся женщины. Впрочем, мужчин я тоже люблю. — Но больше все-таки женщин? — Да. Никто прежде меня об том не спрашивал. Я никогда раньше не общалась с приличными мужчинами. — Никогда? — Я не имею в виду вас. Вас я не знаю. Женщины — добрые. — Тебе нравится женское тело? — Странный вопрос. Почему вас это интересует? — Потому что ты хорошо сложена. — Как вы узнали? — По твоим зубам. — Как это? — Хорошие зубы — красивое тело. Пойдем-ка, Мэри, куда-нибудь выпьем. — Все уже закрыто. — Да нет, надо просто знать места. В комнате не продохнуть из-за дыма. Те, кому досталось в потасовке, в молчании застыли у облупленных стен. Победители — парни что надо. Барни, напевая, танцует на кафельном полу. Изо всех сил. Клоклан бросил блондинку и тащит коротышку-ювелира в глубь лабиринта, чтобы продолжить там воспитательный процесс. Подталкивает его кулаками. Маларки орет, что он король и причем самых благородных кровей, и, если они не развеселятся, он надает им пощечин. Подружка Перси взобралась на стол потанцевать. Перси расплылся было в улыбке, которая тут же исчезла, когда он увидел свою даму на столе; он сказал ей, что она отвратительная шлюха, лишенная чувства собственного достоинства, если она танцует перед такой толпой зевак. Я думаю, что предок Мэри — тупая, страдающая запорами скотина. Нет, Северный Дублин — безрадостное место. И все же, по моему мнению, Мэри обаятельная и рассудительная девушка. Уведу ее в мой залитый солнечными лучами сад, который я, по вполне понятным причинам, не называю Раем. О Мэри, позволь мне глазами прикоснуться к твоим соскам. Полагаю, собравшиеся здесь люди не любят друг друга. Спят на грязных простынях и ведут себя кое-как. И не задумываются о дне Страшного Суда. Маларки схватил Дэнджерфилда за руку. — Себастьян, не хочешь ли ты взглянуть на нечто весьма поразительное и удивительное? — Хочу. — Пойдем в винный погреб. Себастьян и Мэри пошли заТони. — А теперь, ради всего святого, тихо, а то у Клоклана сделается припадок. Просто загляните внутрь. Они замерли у полуоткрытого окна в конце длинного темного зала и, облокотившись на подоконник, заглянули в черную дыру. В середине комнаты две фигуры переплелись на узенькой брезентовой раскладушке. Затем раздался громкий скрип и раскладушка рухнула. Голый Клоклан отчаянно прижимался к гладенькой, голенькой дамочке. О Боже, сказала она и застонала. Клоклан похрюкивал и, не обращая внимания на смех в коридоре, прижимался к ней. — Видел ли ты когда-нибудь нечто подобное, Себастьян? — Тони, я должен заметить, что Клоклан просто живчик. — Старый потаскун. Никому не дает проходу. Мэри убежала на кухню, в которой яблоку негде было упасть. Пол сплошь усыпан осколками. Чей-то голос: — Обо мне можешь говорить все, что угодно, но не смей трогать моего короля. — Да пошел он, твой король! — Кто посмел это сказать? — Пошел он! — Прекратить! Кто это сказал? — Король-дерьмо. — Я этого не потерплю! — Да здравствует Ирландия! — Боже, спаси короля! — В задницу твоего короля. Пробираюсь сквозь толпу ирландцев. В воздухе пахнет убийством. Сжатые кулаки. Дым. Утомительная сцена. Шум — невыносимый. Упадок нравов. И отсутствие приличий. Я должен положить этому конец. Дэнджерфилд залез на стол, ухватился за лампу и с корнем вырвал ее. Полыхнуло голубое пламя. На пол посыпалась штукатурка. В комнате раздались крики. — Нас убили! — Не смей распускать свои грязные лапы! — Кто это сделал?! — Меня ограбили! — Меня обманули! В наступившей темноте Себастьян вывел Мэри по железным ступенькам на улицу. Мимо проезжал извозчик. — Послушайте-ка… Экипаж остановился. — Известно ли вам местечко, где мы с дамой можем выпить? — О, разумеется, сэр, разумеется. Они забрались в грязную кабину и уселись на разодранных сырых сиденьях. — Все замечательно, Мэри. Не правда ли? — Почему ты вырвал лампу? Ты же мог кого-нибудь убить. |