Книга Рыжий, страница 43 – Джеймс Патрик Данливи

— Ты зайдешь с нами выпить?

— Ладно. Я зайду выпить.

— Я хочу домой.

— Мы больше не будем с ним ссориться, Мэри. Джентльмен выпьет вместе с нами. Мы все выпьем.

— Я хочу домой. Ты ужасный тип.

— Вовсе нет. Этот джентльмен понимает, что он попытался надуть меня. Я знаю сколько стоит извозчик до Вайнтэверн-стрит.

Извозчик старался не смотреть ему в глаза.

Себастьян подошел к железным воротам и позвонил в колокольчик. Подождал, а затем стал барабанить по воротам. Из темноты послышался тихий недоверчивый голос.

— Кто это там? Прекратите шуметь и отправляйтесь спать, здесь вам все равно нечего делать.

Себастьян заглянул сквозь прутья решетки.

— Мы путешественники с Запада. Мы всего на четверть часика. И к тому же мы друзья бородатого старика.

— Ну так и идите себе с Богом! Убирайтесь отсюда. Чего вы сюда ломитесь?

— Нас послал сюда бородатый старик. Друг мертвеца.

Голос послышался уже ближе.

— Должна взглянуть на тебя при свете. И замолчи наконец. И умереть спокойно не дадут. Ну-ка покажитесь. А кто эта женщина? Женщин сюда не пускают. Или что здесь, по-твоему, находится?

— Успокойся, успокойся, это белоснежка.

— Белоснежка, разрази меня гром! Нет, я этого здесь не потерплю, вы ведь уже бывали здесь раньше, тогда к чему весь этот шум? Следовало бы вести себя умнее. Заходите тихонько и выметайтесь поскорее!

— Ты славная женщина, а фигурка у тебя, как у тридцатилетней.

— Прекрати этот треп. Где бородач?

— В Маунуте. Он сказал, что выпивка здесь баснословно дорогая, а за пару-другую молитв он может получить ее бесплатно.

— Не богохульствуй, лучше взгляни на эти бочки. Ты шалопай, как и все остальные, и я уже устала от вас.

— Но, мадам, мадам…

— Не называй меня «мадам», я знаю чего ты добиваешься.

Они заходят все вместе. По дорожке. Через дверь. Через темный холл. В залитую желтым светом средневековую комнату.

Себастьян,

Ты — благословен.

И Себастьян —

Ты — правдивая песня.

И ночной трут,

И магазинчик уцененных поцелуев.

О, сядь верхом на меня

И нежно гладь и ласкай

Меня —

Господина любовное древо.

Официанточка Катрин проскальзывает в дверь с подносом, полным напитков. Приветствует Себастьяна стыдливой и в то же время лукавой улыбкой. Она голубоглазая, а коленки у нее чуть-чуть припухлые, как и свойственно кельтским женщинам. Кебмен вытирает рот рукавом и прикладывается к стакану. Мэри сидит спокойно, поправляет юбку и рассматривает Себастьяна.

— Правда, здесь приятно, Мэри?

— Да.

— И солодовый напиток просто прекрасный.

— Угу.

— Дождь все льет, как из ведра.

— В этом нет никакого сомнения.

Я думаю, что этот разговор, равно как и отношения с Мэри, ни к чему не приведет. Буду пытаться вызвать у нее жалость тем, что нахожусь вне церкви и милости Божьей. Может быть, мне удастся нащупать у нее слабинку. Я обладаю хваткой обитателя злачных мест. Мне многие это говорили, и я-то уж свое не упущу. Иллюзии нужно всячески лелеять. Я доберусь до тебя, Мэри. Точно так же, как до Мэрион. В старые добрые времена Мэрион слушалась меня беспрекословно. Вставала пораньше, чтобы приготовить чай. И тосты. Вот это была любовь. Но я убил ее. Ничто не длится вечно. Все меняется. И иногда размножается. Например, когда появляются дети.

Вошла хозяйка заведения.

— Это была последняя рюмка. Мне пора спать.

— Ну еще одну на посошок и одну за тебя. Мы ведь усталые путники.

— Ты что хочешь, чтобы меня арестовали?

— Выпьем, чтобы не бояться, что нас прикончат на большой дороге.

— Прекрати. Ну и тип же ты! Стоит тебе только сюда попасть, и я не могу от тебя отделаться. Так что по последней, Катрин, два виски, один джин да давай пошевеливайся. Теперь их не заставишь работать — только и думают, что о модной одежде и танцульках! В наши дни я бы шкуру спустила и с нее, и с ее дружков. Не хотят работать и все.

— Не знают своего места.

— А то я этого не понимаю. Деревенщина, а строят из себя дам из приличного общества. Нужно выбить из них эту дурь.

— Поймали бы их в вагоне первого класса…

— Им подобные должны ходить пешком и даже не помышлять о первом классе.

— Дисциплина. Больше дисциплины.

— Каждую ночь шляются с неграми. Плеткой их нужно учить!

— Придет день расплаты за эту леность. Мне это доподлинно известно.

— И причем скоро.

— Я искренне верю в торжество справедливости.

— Вот и хорошо.

— Прошу вас меня извинить, мне нужно выйти по малой нужде.

— С вас тринадцать шиллингов, шесть пенсов.

— С вами рассчитается мой кучер.

Себастьян на ощупь пробрался через холл и вышел во двор. Помочился куда попало. Возвращаясь обратно, он в темноте столкнулся с Катрин. Они крепко обнялись. Поднос с грохотом упал на пол. Неожиданно зажегся свет.

— Что здесь происходит? Я не позволю моим девушкам заниматься этими безобразиями. Катрин, грязная потаскуха, немедленно отпусти джентльмена!

— Ладно, ладно, не сердитесь. Мы с Катрин заблудились в холле.

— С меня уже довольно ваших штучек, Ромео! А ты убирайся на кухню. Шлюха.

Себастьян провальсировап мимо хозяйки и ущипнул ее за зад, а она шлепнула его по руке. О Боже мой! Никто, к счастью, не знает, что я заложил в ломбард зеркало из общественного туалета. Модерновая такая штучка: держалась просто на винтах. Я раскрутил их концом вилки и отнес зеркало в ломбард. А потом я зашел в кинотеатр на Графтон-стрит, чтобы поужинать в ресторанчике с интерьером в стиле эпохи Тюдоров. Я сидел у окна, из которого виднелась стена с надписью «Отель Доусон». Отсутствие комфорта не помеха для счастья. И мне доставило удовольствие ожидание ужина. Официантка, прехорошенькая негритяночка с пухленькими губками, белыми зубками и тяжелыми, налитыми грудями, принесла тарелки с едой. О, утолить бы голод!

Хозяйка заведения стояла в дверях, ее необъятные груди как бы торчали из холла.

— А теперь все вы, выметайтесь отсюда, пока полицейские не вышибли мне дверь.

— Позвольте мне поблагодарить вас за приятный вечер.

— Ну, вперед!

— Неужели я становлюсь борзой?