
Онлайн книга «В футбольном зазеркалье»
Машина вылетела из центральных улиц, сбоку дороги понеслась стена пирамидальных тополей. Свистел в окошке ветер, автомобильные шины трещали на сухом асфальте, как семечки на сковородке. Скачков расстегнул ворот рубашки и подставил ветру шею. Шофер напряженно следил за дорогой и не переставал выкрикивать: – В аэропорту сегодня был. Специально приезжал. Не пробиться было. Скачков вяло подавил зевок. – Да, многовато собралось. – Как Фохт, Геша? Говорят, ломанул он тебя? А Ригеля мы еще в прошлом году засекли. На него только Сему выпускать. Маркина жалко. Вратарь был хороший. Я его перед самым отъездом возил. Поговорили еще. Надо же! Жалко. Из оживленной болтовни шофера узнавалось многое – не надо никаких последних известий. Таксисты всегда в курсе всех футбольных событий. – Кома-то… слыхал, Геш? – в заводской команде. А говорили, в Москву берут. Вчера как раз играли. Опять пенальти схлопотал. Пропал мужик. – Сегодня тур, – сказал Скачков. – Не слышал, как там в Ленинграде? В Ленинграде играли торпедовцы Москвы, очередная кубковая встреча. – Как не слышал? Вот, репортаж был, – шофер пристукнул по приемнику. – Сгорело «Торпедо». Решетникова отпустили, он и залепил. И здорово залепил, с ходу. Скачков с пониманием покачал головой: – Леху надо держать, он может. – Вам с ленинградцами на их поле играть? – голосисто выкрикивал шофер, все время подбавляя ходу. – В первом круге у них. – А на Кубок? – Ты подожди! – суеверно отмахнулся Скачков. – Нам еще с Кутаиси играть. – Бро-ось, Геш! – шофер задорно блестел глазами из-под кепочки. – Кутаиси… Австрийцев ободрали! Скачков напомнил: – Ленинградцам еще с Баку играть. Шофер согласился: – С Баку им придется пободаться. А что для вас лучше – Баку или Ленинград? – Какая разница? Играть надо. – А где матч? На чьем поле? – Если Баку выиграет, то у них. Если Ленинград – дома играем. – Тогда пускай Ленинград, – рассмеялся шофер. – Поболеем… Но вам придется с дороги возвращаться! – Если Ленинград выиграет? Да, из Тбилиси домой. – А потом опять в Баку? А потом домой? Ну, налетаетесь вы нынче! – Погоди-ка, не разгоняй, – попросил Скачков, начиная вглядываться в темный ряд домишек за густыми палисадниками. – Кажется, приехали. Где-то тут должно быть… Ага, вот! Стопори. – Тю-у… кто пришел-то! – изумилась она. – Прилетели уже? – Не спишь еще? А я вот… Загляну, думаю. – Заходи, Геш. А я стирала. На веревке наискосок всего двора тяжело висело мокрое белье. Мокры и ровно застланы половичками крылечко, коридор. С кухни пробивался поздний свет. – Бабка? – шепотом спросил Скачков, кивая на кухню. – Она, – ответила Женька. – Собираю ее. Дали путевку в профилакторий – не отказываться же! Отвезу ее завтра, пускай поживет. И ей хорошо, и мне без забот. – Увидит сейчас, не узнает. – Так времени-то прошло! Поднимаясь за Скачковым, Женька сняла фартук и вытирала руки. Осматриваясь в давно знакомой комнате, Скачков не находил заметных перемен. Разве этажерка с книгами, да веер фотографий над столиком. – Ты как… сейчас из дому, нет? – спросила Женька. – Я это к тому, что, может, есть хочешь. Я борщ варила, не остыл еще. – Борщ? – Скачков, стесняясь, заскоблил затылок. – Вообще-то… – Все ясно, – вмешалась она и стала собирать на стол. – Поругались, что ли? – Да как тебе сказать? Маленько, знаешь, есть. – Тогда сиди. Я сейчас. Надевая фартук, завязывая на спине, Женька ушла на кухню. Оставшись один, Скачков зачем-то энергично потер руки, стянул пиджак и повесил на спинку стула, так он поступал в те времена, когда бывал здесь частым и желанным гостем. Затем полез по фотографиям. На любительских снимках, не всегда удачных, он узнавал Женьку и какого-то одного и того же парня с мотоциклом. «Гм… – он неожиданно ощутил что-то похожее на ревность. – А в общем-то… Вернувшись с кухни, она застала его за разглядыванием фотографий и смутилась, порозовела, но – чуть-чуть. – Чего ты там нашел? Садись за стол. – Знаешь, Жек, а я ведь сомневался: ехать, не ехать? Думал: выгонит еще. Развязно шаря взглядом по фотографиям, он тем не менее насторожился: по тому, как она сейчас ответит, все сразу станет ясно. (Пока ехал, никаких сомнений не было; расстроил его парень с мотоциклом). Отозвалась она с заминкой: – Не поздно же еще… Ну нет, он ожидал не такого ответа! – Жек, ты только не финти. Лучше, знаешь, сразу. А то, я ведь могу и… это самое… испариться. – Геш… Вроде мужик вон какой большой вырос, а все глупый. Видали его – обиделся! – Она рассмеялась. – Ешь сначала, не кипятись. Садись. Я налила. Гм… Притворная ее строгость была знакома, правда – малость подзабылась. И все же! «Не поздно еще…» Не о такой мечталось встрече. Ехал, знаете ли, разлетелся и – вдруг… Обидно. Не понимая еще, правильно ли он поступает, Скачков подъехал с табуреткой к столу. – Гешенька! – воскликнула вдруг Женька, – хлеб-то я забыла подать! Бросившись на кухню, она мимоходом припала к его сердитой спине, поцеловала в голову. – Прости, милый. Болтаю себе, болтаю, а на столе пусто. Аромат домашнего наваристого борща заставил его сглотнуть голодную слюну. – А!.. – он махнул рукой на все свои сомнения и жадно хватанул от хлебного ломтя. – Замуж, что ли, собралась? – спросил он, молодецки управляясь с доверху налитой тарелкой. Скрестив руки, Женька стояла, наблюдала, как он ест. – Когда-то надо. Не век же одной куковать. – Кто он? – мурчал Скачков, выбирая из тарелки с хлебом кусок покрупнее. – Кто, кто! Парень. Шофер. Ничего парень. – М-м… – значительно протянул Скачков, наклонив тарелку и проворно дохлебывая. – То-то я гляжу… – И он мотнул головой на фотографии. – Еще налить? Давай, у меня много. Все-таки простецкая она девка, вот что в ней было дорого. Лиза, сестра, да и Анна Степановна, обе они вспоминают о ней до сих пор. Отваливаясь от стола, Скачков прикусил кончик ложки и задумчиво заморгал. – А у меня, знаешь, худо что-то. Непонятно, как все получается. Никогда раньше он не решился бы рассказывать кому-либо о своих домашних неполадках. Да и кому было рассказывать, с кем делиться? И лишь сейчас, когда у него вырвалось внезапное признание, Скачков понял, что жизнь, которую он вел, при всех ее радостях, обносит его многим. Где, спрашивается, друг, которому все скажешь и который все поймет? А дом, настоящий дом, постоянная мечта Анны Степановны? Разве это дом, куда он время от времени является лишь ночевать? С Клавдией у них был всего один месяц дружной безмятежной жизни – тогда, в Батуми. Скачкова там хорошо знали («Локомотив» всегда проводил южные сборы в Батуми), им отвели прекрасный номер. Было тепло, многолюдно, тихое море, все дни вдвоем – чудесный месяц. Может быть, не представляя себе жизни футболиста, Клавдия надеялась, что так будет всегда? |