Онлайн книга «Аномалия. «Шполер Зейде»»
|
Доклад Стерна улавливается микрофоном, который размещён на одинокой лампочке в центре комнаты. Пункт наблюдения мафии. Хата № 2. Ночь. Старик Рабинович переводит его Юлии Свиридовне, а та быстро передаёт содержание в… Сельская гостиница. Большая комната. Ночь. …наушник за ушком Дианы. Та сообщает шепотом всё «Крёстному отцу». Тем временем Финкельштейн возвращается к визитерам и сворачивает аудиенцию. Жмёт руку «Крёстному отцу», он вручает свою визитку: – Спасибо за протянутую руку помощи. Не забуду. Но я привык сам решать свои проблемы. Был рад познакомиться. Гости выходят. Финкельштейн Саймону на идиш: – Значит, вероятность того, что бабушка этой девочки еврейка… – Пятьдесят на пятьдесят. Финкельштейн молчит. Смотрит на команду своих сотрудников и радистов. У них поздний ланч. Кушает в своём инвалидном кресле рав Залцман. Ему помогает водитель. В самом углу примостился Гороховский. Гутман ставит перед ним тарелку. Гороховский подносит ложку ко рту и ловит на себе взгляд миллиардера. Замирает. Финкельштейн поворачивается и выходит во двор. Пункт наблюдения СБУ. Хата № 1. Ночь. Броня Марковна переводит диалог Финкельштейна и Саймона про вероятность для полковника и лейтенанта. – Во, бля! Расист! Проценты считает! Внук, значит, ему похер?! – возмущается полковник Голодный. Двор сельской гостиницы. Ночь. Финкельштейн задумчиво ходит по двору. Резко останавливается и командует Саймону Стерну: – Этого «швицера» Гороховского ко мне! Пункт наблюдения СБУ. Хата № 1. Ночь. Полковник разворачивается к мониторам, на которых двор гостиницы. Говорит с тревогой: – Всё! Это ж они сейчас своего трепача кончать будут. Я ж говорил – евреи! У них же, бля, шаг вправо, шаг влево. Не заржавеет! – Как?! Сейчас?! Надо вмешиваться, товарищ полковник! – волнуется лейтенант. – Стоять, лейтенант! Какая у нас задача? Собирать информацию и ждать приказа. В рапорте укажем: «Неожиданно споткнулся». Сам слышал? «Пятьдесят процентов!» Подставил он Хозяина? Подставил. «Галаха»! Как ты сказал, «основной закон для религиозных евреев». Да ещё к этому его, крутого миллиардера, дед Грицько так урыл! При людях! А он, видно, не привыкший, чтобы его «опускали». Хоть на ком-то, а отыграться этому денежному мешку надо. Двор сельской гостиницы. Ночь. Во дворе прохаживается Финкельштейн. Саймон Стерн подводит к нему упирающегося Гороховского. Финкельштейн не оборачивается. – Я здесь, – робко пищит Гороховский. Пауза затягивается. Над дрожащим Гороховским угрожающе нависает телохранитель миллиардера. У калитки, поглядывая по сторонам, ещё один охранник. Пункт наблюдения мафии. Хата № 2. Ночь. В экран монитора слежения напряжённо вглядываются «Крёстный отец», Юлия Свиридовна, Диана и старик Рабинович. За спиной у них два «братка». [104] – Учись, Сеник! – шепчет первый «браток» второму. – А чего? Ну, обычное «мочилово» [105] будет. – Тут важно, Сеник, не что будет, а кто будет. Выпускники Гарварда. Двор сельской гостиницы. Ночь. Длинные тени от фонаря. Глухой двор за гостиницей. Тишина. – Послушайте, босс! – не выдерживает Саймон Стерн. – Ну, учитывая репутацию КГБ как источника информации, можно всё-таки говорить о пятидесяти пяти процентах вероятности, что бабушка Парася Панченко и соответственно её дочь, мать Маргариты, еврейки. Следовательно, Маргарита… Даже шестьдесят процентов! Дом милиционера. Ночь. Милиционер Нечипоренко на своём наблюдательном пункте у окна. Рядом с ним мэр Борсюк и механизатор Петро Онищенко. По очереди они смотрят в бинокль ночного видения. – Жалко! Этот реб Гороховский мужик хороший… Был, – вздыхает механизатор Онищенко. – Это же как всё хорошо начиналось! – волнуется мэр Борсюк. – В шляпах… Евреи… Аномалия… Ну ты ж, Сашко, милиция! Где ж порядок?! – А всё будет в порядке, – говорит милиционер. – Сами говорите – «аномалия». Какой там радиус поражения? Двадцать километров. А я думаю, больше. Двор сельской гостиницы. Ночь. Слышен тонкий звук присутствия Благодати. – …Шестьдесят пять процентов, шеф! Семьдесят! – выдыхает Саймон Стерн. Финкельштейн поднимает голову. Смотрит на звёздное небо. Вздыхает: – Боже мой, как давно я не смотрел на небо. Пункт наблюдения мафии. Хата № 2. Ночь. Все сгрудились у мониторов. – Боже мой, как давно я не смотрел на небо… – шепчет перевод весь и под славную залихватскую хасидскую мелодию «Гоп, казакэс» изпереживавшийся старик Рабинович. Пункт наблюдения СБУ. Хата № 1. Ночь. Полковник Голодный и лейтенант Плоткин уткнулись в мониторы. – Боже мой, как давно я не смотрел на небо… – плачет, переводя слова, Броня Марковна. Двор сельской гостиницы. Ночь. – Благословен ты, Господь, создающий миробытие! – произносит шёпотом Финкельштейн и решительно поворачивается к Гороховскому. – Послушайте, «швицер», у вас есть шанс. Вы идёте к этому грубияну и говорите, что так и быть. Мы будем жениться! Дом милиционера. Ночь. Милиционер, мэр и механизатор Петро на посту наблюдения следят, как… Улицы села. Ночь. Эффект прибора ночного видения. …Гороховский в сопровождении Гутмана бредёт по улочкам. Кажется, что село спит. Но в своих дворах волнуются селяне. Они внимательно следят за происходящим. Сельская гостиница. Ночь. Саймон Стерн проходит по коридору гостиницы, останавливается возле двери комнаты, в которой мама Рива заперлась с дочкой Бекки. У двери на полу горюет «Мелкий». За дверью рыдания. Саймон стучится. Входит. Смотрит на рыдающих маму Риву и Бекки. Улыбается: – По указанию мистера Финкельштейна мы попутно пробили информацию по вашему… У вас удивительно лёгкий случай, миссис Розенберг. Доложите свёкру, что Олег Тягнибок по маме, бабушке с маминой стороны, и глубже в века… Кац! Так что поздравляю, миссис Розенберг! Поздравляю, Бекки! «Мазл Тов»! [106] Надеюсь, что позовёте на свадьбу. |