Онлайн книга «Аномалия. «Шполер Зейде»»
|
Старик с гривой седых волос сидит за столом напротив. – Так было? Ты тогда меня увидел и спросил… – говорит Шполер Зейде. – Да. Я спросил: «Шо робити, дiду?». [109] – А я тебе что? – А не ответил ты! Затаив дыхание, на них – двух стариков – смотрят баба Парася и Маргарита. – Вус махт аид? [110] – спрашивает, улыбаясь сквозь слезы, дед Грицько. – Дрейцех, [111] – весело отвечает Шполяр Зейде. – Юр? [112] – Шлэпцах. [113] Всё помнишь, Грицю. Как там говорил рабби Нахман из Браслава. Виноват я, спорил с ним всё время. Донимал. Но это он хорошо сказал: «Как хорош и прекрасен этот мир, если мы не теряем в нём Души». И тут Шполяр Зейде вздыхает и запевает. Дед Грицько улыбается и подхватывает. Это не песня со словами. Это «Нигун». Напев. И столько в нём души, покоя и сердца, что светлеют лица бабушки Параси и Маргариты. Сидят они и слушают. И хотят, чтобы это продолжалось и продолжалось. – Может, чаю? Или горилки? – очнувшись, спрашивает баба Парася Шполяр Зейде. – Горилку [114] будем пить на свадьбе. – Думаете, будет свадьба? – спрашивает Рита. – Не думаю. Знаю! – Шполяр Зейде прислушивается. – Он уже идёт. Улица села. Ночь. Эффект прибора ночного видения. На всех пунктах наблюдения приникли к биноклям. Селяне подглядывают в окна, из-за заборов. По улочкам, в тумане пешочком, сопровождаемый Гороховским и телохранителями, идёт старик Финкельштейн, и все камеры слежения фиксируют это. У хаты деда Грицька. Ночь. Финкельштейн останавливает своих телохранителей и Гороховского. Сам открывает калитку. Глухо ворчит пёс Полкан. Исаак на лавке под окном просыпается. Видит своего деда. – «Ша»! – командует он собаке и на идиш деду: – Заходи! Дед входит во двор. Внук и дед стоят и смотрят друг на друга. – «Зиндале». [115] Ты похудел… – «Зейде»! [116] Сделай что-нибудь, «Зейде». Я не могу без неё жить! Финкельштейн осторожно стучит в двери хаты. Дверь открывается. В дверях дед Грицько. Финкельштейн смотрит на него. А он смотрит на Финкельштейна. Финкельштейн склоняет голову перед дедом Грицько! Продолжается напев, ведомый двумя мужскими голосами, начатый дедом Грицько и Шполяр Зейде. Эпилог
Спутник. Поле возле села Песчанное. День. С огромной высоты поле, где идёт подготовка к свадьбе. У Мемориала Цадика Шполер Зейде. День. Накрываются столы на поле. Крепится балдахин для «Хупы», Белый свадебный шатёр. Этим руководят Гороховский и Гутман. Улицы села. День Автобусы с множеством хасидов в сопровождении милиции въезжают в село по пыльной просёлочной дороге. А в самом селе переполох. Кучи машин. Сигналят лимузины. Они не могут разъехаться на узких улочках. Какие-то арабские шейхи. Африканцы в мундирах. Среди всего этого мотается милиционер Нечипоренко. Всё объясняет, всех разводит. Потеет. – Господи! Такого даже не снилось. Президенты, премьер-министры, шейхи, банкиры… – он бормочет, загибает пальцы. Но тут снова крик и гудение машин. Милиционер снова бежит на выручку. В помощниках у него десяток милиционеров и проштрафившиеся мафиози – Жора и Федька. Мэр Борсюк и механизатор Петро Онищенко разговаривают с Саймоном Стерном и Мак О'Кинли. Переводит учительница Золотаренко. – Как аналитик, – говорит Мак О'Кинли, – предсказываю наплыв паломников. Так что советую вам птицеферму перенести. – Да вы что! – обижается мэр Борсюк. – Я теперь каждый день в район вместо одной машины с яйцами пять отправляю. И три цистерны с молоком! – Не скрою, очень интересно слышать это от материалиста, – смеётся Мак О'Кинли. – Но поверьте, что радиус действия у этого мемориала большой. А перенос фермы наша фирма готова осуществить за свой счёт, – говорит Саймон Стерн. – И потом, это будет не перенос. Строим новую птицеферму, на современном уровне. Хотя бы вон там. Это что? – Он показывает на стоящие невдалеке от могилы цадика полуразрушенные здания. – Оказывается, была синагога, – говорит механизатор Онищенко. – Давно. Потом церковь. А сейчас склад. – А это? – Саймон показывает ещё на одно полуразрушенное здание. – До вчерашнего дня не верил… – мнётся мэр Борсюк. – Там тоже была синагога. – А потом церковь? – спрашивает Мак О'Кинли. – Нет! Сразу склад, – даёт справку механизатор Онищенко. – О'кей! – резюмирует Саймон Стерн. – Мы предлагаем комплексную помощь. Перенос птицефермы и восстановление этих зданий для функционального использования. – Как? Две синагоги?! – удивляется мэр Борсюк. – Нет! Зачем же. Одна, понятно, синагога. А это, пожалуйста, храм. – Православный? – уточняет механизатор Онищенко. – А у вас есть католики? – оживляется Мак О'Кинли. – Ещё нет! Но судя по всему… – разводит руками мэр Борсюк. – Будут и католики. И буддисты будут. Тут бы гостиница на пару тысяч мест не помешала бы. Любовь это такой дефицит! – О, мистер Борсюк! – улыбается Мак О'Кинли. – Я готов взять вас в свой аналитический отдел. У Мемориала Цадика. Балдахин для «Хупы». Вечер. Собирается очень изысканная иностранная публика. Президенты, Шейхи, Миллиардеры… Уж такой это бизнес – бриллианты. Он объединяет всех. Финкельштейн знакомит с ними «Крёстного отца» Украины. А «Крёстный отец» на вечере не один. Он с дочкой и её другом, композитором Гришей Ауэрбахом. Рядом генерал Косолапов и другие политические и не очень политические деятели. А вокруг обязательное сопровождение этих разных премьеров и президентов – ребята с ядерными чемоданчиками, оперативные машины, вертолёты всех мастей. Куча охранников – чёрных и белых – от разных служб безопасности. |