Онлайн книга «Аномалия. «Шполер Зейде»»
|
У двора деда Грицька. Ночь. Вот хасиды подходят ко двору деда Грицька. У калитки на лавочке сидят наши влюблённые. Исаак и Маргарита. Они горюют. Воспрянувший духом, гордый своей миссией Гороховский успокаивающе похлопывает Исаака по плечу – мол, всё будет в порядке. Хасиды уверенно входят во двор, потом в хату. И минуту спустя вылетают, сопровождаемые криком деда и лаем псов, среди которых солирует верный пёс Полкан. Как подбитые птицы, несутся хасиды в ночи прочь от хаты деда. А дед Грицько несётся за ними, тщетно удерживаемый бабой Парасей, но у калитки останавливается и докрикивает: – Ты ж понимаешь! – он перекривляет Гороховского: – «Мистер Финкельштейн, так и быть, согласен на женитьбу». А на хер он не пройдёт, козёл старый?! Баба Парася падает в обморок. Дед подхватывает её. Вместе с внучкой Ритой они вносят бабку Парасю в хату. Исаак пытается войти в хату тоже. Но дед Грицько захлопывает перед ним дверь. Сельская гостиница. Большая комната. Ночь. Ходит из угла в угол Финкельштейн. Жмутся к стенке Гороховский и Гутман. Встревоженные Саймон Стерн и Мак О'Кинли подходят к Финкельштейну. Саймон протягивает ему биржевую распечатку: – Извините, мистер Финкельштейн, но дело крайне срочное. Только что получено сообщение. «Бирс» в Японии начал резко играть на понижение… Они натыкаются на взгляд босса. Пятятся. На коляске к Финкельштейну подкатывается загипсованный рав Залцман. – Согласно «Галахе»… Финкельштейн что-то шепчет ему на идиш и смотрит так, что рав Залцман замолкает и откатывается. – Ну-у… – шепчет Мак О'Кинли Саймону Стерну. – Начинаю учить идиш. Финкельштейн садится на кровать. Сидит, молчит. Пункт наблюдения СБУ. Хата № 1. Ночь. Полковник Голодный вне себя: – Ну что ему, бля, этому деду Грицько, неймётся? Ох, чую я, доведёт он дело до международного скандала. Придётся мне заняться его политпросвещением. У двора деда Грицька. Ночь. Полковник Голодный с лейтенантом Плоткиным подходят к калитке. Вежливо здороваются с уныло сидящим на лавке Исааком. Входят во двор. Стучат в двери. Входят. Через минуту они вылетают, как пробки. За ними до самой калитки бежит дед Грицько: – И не хер мне перед носом «гэбэшной» корочкой мотать! Ну что ты можешь? Нет у вас Сибири! Её сейчас только российская «гэбня» может пользовать. А Караганду – казахская. А то что, послав на хуй этого старого мудака, я проявляю антисемитизм… Я и твою контору посылаю туда же. Для меня вообще есть только две нации – нормальные люди и падлюки! Вслед уходящим «эсбэушникам» недоуменно смотрит Исаак. Всё затихает. И юноша засыпает на лавке. Мимо него опять кто-то проходит, но Исаак спит. Просыпается он только от крика деда Грицько: – Ну и что вы можете? Ну, разнесёте хату по кирпичикам. Ну замочите вы меня, бандюганы. И что?! Из двора выбираются «Крёстный отец», Юлия Свиридовна и Диана с «братками» сопровождения. В дверях хаты стоит дед Грицько и докрикивает: – Не хер пугать! Всё! Чтобы никого во дворе! Спускаю с цепи Полкана! Неудавшиеся визитёры останавливаются возле Исаака. – Это не понятиям, шеф! – говорит «Крёстному отцу» первый «браток». – Да дайте команду и мы его… – И пальцем не трогать! – говорит «Крёстный отец». – Потому что уважаю! Обоих дедов! Сам такой! Уходят. Из-за забора во двор выглядывает милиционер. Шёпотом зовет деда Грицька. Тот подходит. За забором группа селян. Мэр, механизатор и даже хулиганы Федька и Жора. – Ты, дед, того… – оглядываясь, шёпотом говорит мэр Борсюк. – Мы тут это… Выражаем солидарность! Короче, всё село за тебя. – Спасибо. – Ты, главное, дед, должен быть уверенный в себя… – выдаёт Жора. – А, ты, молокосос, пошёл на хер! Ещё эта сопля учить меня будет! Дед Грицько уходит в хату, хлопает дверью. Хата деда Грицька. Ночь. Дед Грицько возвращается к столу. Садится. – Грицю, а Грицю, угомонись, – причитает баба Парася. – Хлопец же хороший. Любит. И Ритка ж… И этот старичок уже согласился. – Деда… – просит Рита. – Нет, внучка! Вот как с самого начала поставишь, так оно и будет. Или принцесса ты наша, или… – Так он просто дедушка Ицику. Мне же не с ним жить. – Врёшь! Ты, Ритка, в их род идёшь. Стук. Дед срывается к двери: – «От бiсови дiти»! [107] Опять лезут! – открывает дверь. Там стоит сонный Исаак. Рядом виляет хвостом пёс Полкан. – О! Ты смотри! Полкан Ицика уже за своего считает. – Переходит на идиш: – Слушай, хлопец, ты вот что. Хочешь, чтобы всё было по-хорошему? – Выносит подушку, кладет её на лавку под окном. Показывает Исааку: – Всё! Спать! Шлуфэн! [108] – переходит на русский язык: – Полкан, охраняй! Рита! В хату! Никуда он не денется. Ещё больше любить будет. Возвращается за стол. Молчат. – А что, если у этого… свата гордость взыграет? – вздыхает баба Парася. – Плюнет. Увезёт внука. – Тогда он не дед нашему Ицику, а гавно, – хмурится дед Грицько. Молчат. Тихо. Очень тихо вокруг. – Ой, боюсь я, Грицько. Меня всю трусит, – шепчет баба Парася. – А я что? Железный? Меня не трусит? Ты спроси меня, Парася, родная. Звёздочка моя! Почему я всё это заварил. – Ну? – Сон мне был. В ночь после свадьбы. Сказано было. Не голосом, но ясно. Что вот зачали мы сейчас дочку. А от неё будет у нас внучка… И встретится её душа с другой душой. – Ой, не пугай, деду! – Да! И всё, что приключилось… Я это уже видел! Снилось. И этих клоунов, которых на хер сейчас посылал. Всё было. Вот до сейчас! Мы сидим в хате, а Ицик спит во дворе… – А дальше?! – хором спрашивают баба Парася и Маргарита. – В том-то и дело что… Ой! – Дед Грицько резко замолкает. Волнуется: —…Вот так свеча горит. Вот так ты, Парася, стоишь… Потом я голову поворачиваю. Голову… Он хочет повернуть голову, но боится. И тут он слышит голос. И Парася с Ритой слышат голос. И это голос цадика Шполер Зейде: – Да, поворачивай голову, Грицю! Не бойся! Дед поворачивает голову и видит. Видят и Парася с Маргаритой. |