
Онлайн книга «Голос»
— Мы семь лет не виделись. Скоро Галка придет, выпьем чего-нибудь. — Ты уж прости, не хотелось бы мне ее видеть. Левин молчал. — Ты счастлив, Боря? Левин снял очки. Теперь он был похож на второгодника. — Какое там счастье! Живу, работаю. Галка, я согласен, трудный человек. Есть в ней что-то безжизненное. Володя — хам, начитанный, развитый хам. Я все-таки доктор наук, профессор. А он говорит мне вчера: «У тебя комплекс неполноценности…» — Но ведь ты ученый, служишь людям. Ты должен гордиться… — Брось, Лида. Я служу Галине и этому засранцу. — Ты просто не в форме. Лида уже стояла на площадке. — А помнишь, как в Новгород ездили? — спросил Левин. — Боря, замолчи сейчас же. Все к лучшему. Ну, я пошла. И она пошла вниз, на ходу раскрывая зонтик. Щелчок — и над головой ее утвердился пестрый, чуть вибрирующий купол. — А как мы дыни воровали?! — закричал он в лестничный пролет… К этому времени стемнело. В лужах плавали акварельные неоновые огни. Бледные лица прохожих казались отрешенными. Из-за поворота, качнувшись, выехал наполненный светом трамвай. Лида опустилась на деревянную скамью. Сложила зонтик. В черном стекле напротив отражалось ее усталое лицо. Кому-то протянула деньги, ей сунули билет. Всю дорогу она спала и проснулась с головной болью. К дому шла медленно, ступая в лужи. Хорошо, догадалась надеть резиновые чешские боты… Осинские жили в соседнем подъезде. Аркадий — тренер, вечно шутит. На груди у него, под замшевой курткой, блестит секундомер. Милка где-то химию преподает. Сын — таинственная личность. Шесть лет уклоняется от воинской повинности. Шесть лет симулирует попеременно — неврозы, язву желудка и хронический артрит. Превзошел легендарного революционера Камо. За эти годы действительно стал нервным, испортил желудок и приобрел хронический артрит. Что касается медицинских знаний, то Игорь давно оставил позади любого участкового врача. Кроме того, разбирается в джазе и свободно говорит по-английски… В общем, человек довольно интересный, только не работает… Лида поднялась на третий этаж. Ей вдруг неудержимо захотелось домой. Прогоняя эту мысль, нажала кнопку. Глухо залаял Милорд. — Входи, — обрадовалась Мила Осинская, — Игорь где-то шляется. Арик на сборах в Мацесте. Познакомься, это Владимир Иванович. Навстречу ей поднялся грузный человек лет шестидесяти. Протянул руку, назвался. С достоинством разлил коньяк. Мила включила телевизор. — Хочешь борща? — Нет. Я, как ни странно, выпью. — За все хорошее, — дружелюбно произнес Владимир Иванович. Это был широкоплечий, здоровый мужчина в красивом тонком джемпере. Лицо умеренно, но регулярно выпивающего человека. В кино так изображают отставных полковников. Прочный лоб, обыденные светлые глаза, золотые коронки. Чокнулись, выпили. — Ну, беседуйте, — сказала хозяйка, — а я к Воробьевым зайду на десять минут. Мне Рита кофту вяжет… И ушла. — Я, в общем-то, по делу, — сказала Лида. — К вашим услугам. — Мы готовим радиопередачу «Встреча с интересным человеком». Людмила Сергеевна кое-что о вас рассказывала… И я подумала… Мне кажется, вы интересный человек… — Человек я самый обыкновенный, — произнес Владимир Иванович, — хотя не скрою, работу люблю и в коллективе меня уважают… — Где вы работаете? — Лида достала блокнот. — В Порхове имеется филиал «Красной зари». Создаем координатные АТС. Цех большой, ведущий. По итогам второго квартала добились серьезных успехов… — Вам не скучно? — Не понял. — Не скучно в провинции? — Город наш растет, благоустраивается. Новый Дом культуры, стадион, жилые массивы… Записали? Владимир Иванович наклонил бутылку. Лида отрицательно покачала головой. Он выпил. Подцепил ускользающий маринованный гриб. Лида, выждав, продолжала: — Я думаю, можно быть провинциалом в столице и столичным жителем в тундре. — Совершенно верно. — То есть провинция — явление духовное, а не географическое. — Вот именно. Причем снабжение у нас хорошее: мясо, рыба, овощи… — Гастролируют столичные творческие коллективы? — Разумеется, вплоть до Магомаева. Владимир Иванович снова налил. — Вы, наверное, много читаете? — спросила Лида. — Как же без этого. Симонова уважаю. Ананьева, военные мемуары, естественно — классику: Пушкина, Лермонтова, Толстого… Последних, как известно, было три… В молодости стихи писал… — Это интересно. — Дай бог памяти. Вот, например… Владимир Иванович откинулся на спинку кресла: Каждый стремится у нас быть героем, Дружно шагаем в строю, Именем Сталина землю покроем, Счастье добудем в бою… Лида подавила разочарование. — Трудно быть начальником цеха? — Прямо скажу — нелегко. Тут и производственный фактор, и моральный… План, текучесть, микроклимат, отрицаловка… А главное, требовательный народ пошел. Права свои знает. Дай то, дай это… Обязанностей никаких, а прав до черта… Эх, батьки Сталина нет… Порядок был, порядок… Опоздал на минуту — под суд! А сейчас… Разболтался народ, разболтался… Сатирики, понимаешь, кругом… Эх, нету батьки… — Значит, вы одобряете культ личности? — тихо спросила Агапова. — Культ, культ… Культ есть и будет… Личность нужна, понимаете, личность! Владимир Иванович разгорячился, опьянел. Теперь он жестикулировал, наваливался и размахивал вилкой. — Жизнь я нелегкую прожил. Всякое бывало. Низко падал, высоко залетал… Я ведь, между нами, был женат… — Почему — между нами? — удивилась Лида. — На племяннице Якира, — шепотом добавил Владимир Иванович. — Якира? Того самого? — Ну. Ребенок был у нас. Мальчишка… — И где они сейчас? — Не знаю. Потерял из виду. В тридцать девятом году… Владимир Иванович замолчал, ушел в себя. Долго Лида ждала, потом, волнуясь, краснея, спросила: — То есть как это — потерял из виду? Как можно потерять из виду свою жену? Как можно потерять из виду собственного ребенка? — Время было суровое, Лидочка, грозовое, суровое время. Семьи рушились, вековые устои рушились… |