Онлайн книга «Голос»
|
Мы обнялись. Я познакомил их с моим братом. Потом выяснил, кто остался из старой лагерной администрации. — Капитан Дерябин, — ответили сверхсрочники. Капитана Дерябина я хорошо помнил. Это был сравнительно добродушный, нелепый алкаш. Заключенные таскали у него сигареты. Когда я служил, Дерябин был лейтенантом. Мы позвонили в зону. Через минуту Дерябин появился на вахте. — А! — закричал он. — Серега приехавши! Дайка взглянуть, на кого ты похож. Я слышал, ты писателем заделался? Вот опиши случай из жизни. У меня с отдельной точки зек катапультировался. Вывел я бригаду сантехников на отдельную точку. Поставил конвоира. Отлучился за маленькой. Возвращаюсь — нет одного зека. Улетел… Нагнули, понимаешь, сосну. Пристегнули зека к верхушке монтажным ремнем — и отпустили. А зек в полете расстегнулся — и с концами. Улетел чуть не за переезд. Однако малость не рассчитал. Надеялся в снег приземлиться у лесобиржи. А получилось, что угодил во двор райвоенкомата… И еще — такая чисто литературная деталь. Когда его брали, он военкома за нос укусил… Я познакомил Дерябина с моим братом. — Леха, — сказал капитан, протягивая руку. — Боб. — Так что, — говорю, — неплохо бы это самое?.. Мы решили уйти из казармы в ближайший лесок. Пригласили Годеридзе и Осипенко. Вынули из портфеля четыре бутылки «Зверобоя». Сели на поваленную ель. — Ну, за все хорошее! — сказали тюремщики. Через пять минут брат обнимался с Дерябиным. И между делом задавал ему вопросы: — Как с отоплением? Много ли караульных собак на блокпостах? Соблюдается ли камерный принцип охраны? — Не пропадешь, — заверяли его сверхсрочники. — Хорошая зона, — твердил Годеридзе, — поправишься, отдохнешь, богатырем станешь… — И магазин совсем близко, — вставлял Осипенко, — за переездом… Белое, красное, пиво… Через полчаса Дерябин говорил: — Садитесь, ребятки, пока я жив. А то уволят Леху Дерябина, и будет вам хана… Придут разные деятели с незаконченным высшим образованием… Вспомните тогда Леху Дерябина… Боря записал его домашний телефон. — И я твой запишу, — сказал Дерябин. — Не имеет смысла, — ответил брат, — я через месяц приеду… В электричке на пути домой он говорил: — Пока что все не так уж худо. А я чуть не плакал. Видно, на меня подействовал «Зверобой»… Вскоре начался суд. Брата защищал все тот же адвокат Киселев. Присутствующие то и дело начинали ему аплодировать. Любопытно, что жертвой событий он изобразил моего брата, а вовсе не покойного Коробченко. В заключение он сказал: — Человеческая жизнь напоминает горную дорогу со множеством опасных поворотов. Один из них стал роковым для моего подзащитного. Брату опять дали три года. Теперь уже — строгого режима. В день суда я получил бандероль из Читы. В ней оказалось десять пачек японских сигарет «Хи лайт»… Борю поместили в Обухове. Он написал мне, что лагерь хороший, а вохра — довольно гуманная. Капитан Дерябин оказался человеком слова. Он назначил Борю хлеборезом. Это была завидная номенклатурная должность. За это время жена моего брата успела родить дочку Наташу. Как-то раз она позвонила мне и говорит: — Нам предоставляют общее свидание. Если ты свободен, поедем вместе. Мне одной с грудным ребенком будет трудно. Мы поехали вчетвером — тетка, Лиза, двухмесячная Наташа и я. Был жаркий августовский день. Наташа всю дорогу плакала. Лиза нервничала. У тетки разболелась голова… Мы подъехали к вахте. Затем оказались в комнате свиданий. Кроме нас там было шестеро посетителей. Заключенных отделял стеклянный барьер. Лиза распеленала дочку. Брат все не появлялся. Я подошел к дежурному сверхсрочнику: — А где Довлатов? — спрашиваю. Тот грубовато ответил: — Ждите. Я говорю: — Позвони дневальному и вызови моего брата. И скажи Лехе Дерябину, что я велел тебя погонять! Дежурный несколько сбавил тон: — Я Дерябину не подчиняюсь. Я оперу подчиняюсь… — Давай, — говорю, — звони… Тут появился мой брат. Он был в серой лагерной робе. Стриженные под машинку волосы немного отросли. Он загорел и как будто вытянулся. Тетка протянула ему в амбразуру яблоки, колбасу и шоколад. Лиза говорила дочке: — Татуся, это папа. Видишь — это папа… А брат все смотрел на меня. Потом сказал: — На тебе отвратительные брюки. И цвет какой-то говнистый. Хочешь, я тебе сосватаю одного еврея? Тут в зоне один еврей шьет потрясающие брюки. Кстати, его фамилия — Портнов. Бывают же такие совпадения… Я закричал: — О чем ты говоришь?! Какое это имеет значение?! — Не думай, — продолжал он, — это бесплатно. Я выдам деньги, ты купишь материал, а он сошьет брюки… Еврей говорит: «Задница — лицо человека!» А теперь посмотри на свою… Какие-то складки… Мне показалось, что для рецидивиста он ведет себя слишком требовательно… — Деньги? — насторожилась тетка. — Откуда? Я знаю, что в лагере деньги иметь не положено. — Деньги как микробы, — сказал Борис, — они есть везде. Построим коммунизм — тогда все будет иначе. — Погляди же на дочку, — взмолилась Лиза. — Я видел, — сказал брат, — чудная девка… — Как, — говорю, — у вас с питанием? — Неважно. Правда, я в столовой не бываю. Посылаем в гастроном кого-нибудь из сверхсрочников… Бывает — и купить-то нечего. После часу колбасы и яиц уже не достанешь… Да, загубил Никита сельское хозяйство… А было время — Европу кормили… Одна надежда — частный сектор… Реставрация нэпа… — Потише, — сказала тетка. Брат позвал дежурного сверхсрочника. Что-то сказал ему вполголоса. Тот начал оправдываться. К нам долетали лишь обрывки фраз. — Ведь я же просил, — говорил мой брат. — Я помню, — отвечал сверхсрочник, — не волнуйся. Толик вернется через десять минут. — Но я же просил к двенадцати тридцати. — Возможности не было. — Дима, я обижусь. — Боря, ты меня знаешь. Я такой человек: обещал — сделаю… Толик вернется буквально через пять минут… — Но мы хотим выпить сейчас! Я спросил: — В чем дело? Что такое? |