
Онлайн книга «Любовь Стратегического Назначения»
— Когда последний раз «на земле» был? — Да уж пару лет не выезжал… — А я каждый год. Летом стараюсь… Обогнали пару грузовиков. Ещё один. — Пару лет безвыездно?.. — он кивает. — Понимаю. Башню сдвигает. Особенно в Приполярье… Сид, давно снявший куртку, закатывает рукав футболки: — Видишь? Татуировка. Шесть букв на фоне какого-то узора. АРУ ФПС Я киваю. Пояснения следуют сразу же: — Арктическое Региональное Управление Федеральной Пограничной Службы. Два года за Полярным кругом, на мысе Челюскинцев. Самая северная погранзастава, братан… Ноль дней отпуска. Ноль дней в увольнении. Тупо: пятнадцать человек личного состава, два офицера. Бабы только по телеку. Через три месяца женщины-дикторы «Новостей» круче самых ядрёных порнозвёзд. Мой внутренний приёмник делает «щёлк», и я почти сразу втягиваю морозный воздух, от которого ВКЛ! слипаются сопли. Вшестером пешком до отметки и обратно. Полные боекомплекты. Белые маскахалаты. Всё белое, кроме: Два ДШК и Антенна рации торчит из белого чехла на спине у Витябы. Белое. Белое. Белое. Всегда зима. Только в июле оттаивает море. Тогда из Норвегии в Японию и обратно проплывают корабли. Тогда русские пограничники смотрят на них в бинокли. А скандинавы — в свою сверхсильную оптику — на погранцов: шестеро в пятнистых комбинезонах. Автоматы. Два ДШК. Две собаки. Рядом — на сопке — каменный холмик. Это местная достопримечательность. Каждый новенький на заставе кладёт сюда булыжник, на котором царапает свою фамилию и год призыва. У каждого в дембельском альбоме фотка: «Я возле со своим камнем». Но до дембеля ещё… Аж зубы сводит. Собаки. Им не дают имена. Чтоб не жалко было потом, когда по весне — инструкция такая — лишних убивают. Из АК-47. Больше двух на заставе нельзя. Инструкция такая. Кинолог раз в году плачет… Не по инструкции. Почта — раз в месяц. Вместе с едой, с вертолёта. Письма из дома вместе с тушёнкой. Родители обижаются: редко пишешь. А чё писать? Вот вчера спирт пили. Татуировку сделал. Все пацаны нормальные — никто не крысятничает. Офицеры тоже, вроде, ничего мужики. В том месяце, прям перед Старым Новым Годом, генератор накрылся. Сутки света не было, и котельная не работала. Главная радиостанция тоже не работала — пацаны на двести километров от заставы отъехали с мобильной рацией, чтоб в зону приёма попасть. И уже оттуда «вертушку» вызывали. Во где экстрим… И в альбоме (Санёк как-то незаметно сфоткал) пять белых фигур на фоне серого неба. Маскахалаты. Чёрные стволы. Два ДШК. Антенна рации торчит из белого чехла на спине у Витябы. Белое… * * * Сид смотрит на приборную доску: — Заправиться надо… Через пару десятков километров — заправочная станция. Сворачиваем. Мягко тормозим у одной из колонок. Выходим — я размяться, Сид — заплатить за горючее. Возвращается. Вставляет шланг в отверстие. Колонка шумит, мелькают цифры на табло. По соседству останавливается микроавтобус. Водитель — усатый дядька — не спеша, роется в бумажнике. С пассажирского места — прыг! — выпархивает девушка. Совсем молоденькая. Стреляет в нашу сторону взглядом — голубая вспышка на фарфоровом лице — закусила белыми зубками нижнюю губу и ЗЫРК! — ещё раз. Независимо прошествовала в сторону двери с надписью «WC». — Ух, какая Кися-Ляля, — причмокнул ей вслед Сид и многозначительно посмотрел на меня. Я тоже, насколько смог, изобразил на лице многозначительность. — Да-а-а… — он повесил шланг на место, — ей лет пятнадцать всего-то, наверное, а смотри какая цаца… Мы сели в машину. Девушка появилась из-за двери и направилась к своему микроавтобусу, по дороге послав в нашу сторону ещё пару голубых молний из-под ресниц. — Ну смотри-ка, знает ведь, сучка малолетняя, что красивая. Глазами-то, как уже научилась, а? Наш автомобиль тронулся, и заправка быстро растаяла в зеркале заднего вида. — Ух! Была у меня одна такая Кися-Ляля… — сказал Сид. И я приготовился слушать, уже зная, что у каждого мужчины есть подобная история. — Темнеет, что ли? — я опустил стекло и выставил руку, ловя упругий тёплый ветер. Цветовая гамма окружающего мира слегка изменилась: сочнее синь неба, чётче линии электропередач на его фоне. И солнце приобретает другой оттенок. — Ну да, темнеет, — Сид глянул вверх через лобовое стекло. — Мы к Югу уже на приличное расстояние сдвинулись. Наверное, из зоны белых ночей почти ушли. Спать будем в темноте. По-настоящему. Часа два назад по огромному длиннющему мосту пересекли невероятных размеров реку. Я и не думал, что бывают такие. Буксиры и корабли казались нам сверху чересчур маленькими для настоящих. Сид рассказал, что пока не было моста здесь работала платная федеральная переправа. Весной, в ледоход, её сносило. И вертолётчики из местного авиаотряда зарабатывали немало денег, переправляя автомобили с берега на берег. — Гений инженерной мысли бьёт по карману мелкому барыге с вертолётом! — засмеялся Сид, завершая свой рассказ. Всё вокруг перестало быть похожим на то, что окружало меня последние месяцы. Всё — ярче. Цвета, запахи, впечатления… Они настойчиво лезут в глаза, нос, уши. Овладевают моим вниманием, отвлекают от пчелиного роя в душе и хаоса в мыслях… Хватают за уши и тыкают носом: смотри, это трава, а это корова, а так пахнет ферма, на которой корова живёт… Они пытаются погасить нетерпение, свившее гнездо и тлеющее у меня в груди… Пусть их. Я, итак, спокоен. Я двигаюсь вперёд единственным возможным сейчас способом. Вперёд. Ибо «назад» для меня теперь просто не существует… Второй раз заправляемся уже в сумерках. На одинокой «АЗС» посреди хвойного леса. Пока я хожу отлить в отдельно стоящий туалет, Сид успевает заправить авто и купить еды. Две больших «Колы» и два «хот-дога» — вот как называется еда. И я равнодушно принимаю эту подачку от моей работающей с перерывами памяти. Я знаю, как придерживать сосиску, чтобы она не выскользнула из разрезанной булки. Я знаю, как пить «колу» из соломки. И что? Сейчас меня больше интересует сам вкус еды, а не то, как она называется. Я вообще перестал удивляться: каждый час память выкидывает мне пару «бонусов». Значит, я на правильном пути. Глядишь, скоро крикну: «Bingo!!!». |