Книга Падшая женщина, страница 73 – Эмма Донохью

Дэффи помотал головой, как будто хотел отделаться от надоедливой мухи.

— Ты читаешь слишком много романов, — с нажимом сказал он. — Тебе стоит попробовать энциклопедию.

— Романы могут научить куда большему, — весело возразила Мэри. Она то и дело забегала вперед, оборачивалась и почти пританцовывала.

— А вот и нет. Они ввели тебя в заблуждение. Люди не всегда поступают, руководствуясь низменными мотивами, — сурово сказал Дэффи. — А душа человека — вовсе не такая сточная канава, как тебе представляется.

Она подошла очень близко и заглянула ему в глаза.

— Дэффи, — совсем тихо произнесла она, — можешь мне поверить. Я знаю о душе человека такое, что ты не прочтешь ни в одной энциклопедии.

Что-то такое промелькнуло в ее глазах, горечь или печаль, и это его поразило. Почему у нее такие глаза — в пятнадцать лет? Что могло с ней случиться? Ему захотелось прикрыть их своей мозолистой ладонью. Ему захотелось впиться в ее губы и целовать до тех пор, пока мир не закружится вокруг них.

Она отвернулась, словно прочитала его мысли.

— Скажи, а какая у хозяина нога? — спросила она через минуту, беззаботно как всегда.

— Что? — Дэффи чувствовал себя как пьяный.

— Нога, которую ему отрезали. Какая она?

Какая-то сложная философия, с трудом подумал он.

— Я имею в виду, то, что от нее осталось, боже мой, — нетерпеливо добавила она. — Что она, зазубренная? Можно разглядеть следы пилы?

— Я никогда ее не видел.

— Не может быть!

Дэффи покачал головой.

Мэри придвинулась ближе.

— Может быть, там еще чего-нибудь не хватает? — шепнула она.

Что за странная девушка! Какая прямолинейность. Жар бросился ему в голову. Дэффи отвернулся, подставил лицо прохладному ветерку и посмотрел вниз, на долину.

— Вон Сахарная Голова, — немного помолчав, сказал он. — А вон там — Гламорган. Там уже не говорят по-английски.

Мэри взглянула на расстилавшуюся внизу чужую страну. Через несколько минут она заговорила снова, будто продолжая начатый разговор:

— Ты мог бы найти себе что-то получше.

Дэффи бросил на нее изумленный взгляд.

— Эта Гвин… Она все равно тебе не подходила — из того, что я успела услышать. И потом, двоюродные братья и сестры не должны жениться — у них могут родиться странные дети. Уверена, ты мог бы найти себе кого-то получше.

Не зная, что на это ответить, Дэффи промолчал. Ему хотелось засмеяться, но отчего-то не получалось.

Мэри показала на цветок с крупной белой головкой:

— А это как называется?

— А, это черемша. Она славится своим ароматом. Попробуй потри ею запястья.

Ни о чем не подозревая, она раздавила цветок в пальцах и сделала так, как он сказал. В воздухе разнесся знакомый острый запах.

Дэффи расхохотался:

— Некоторые называют ее диким чесноком.

Она швырнула в него переломанные стебли и побежала вниз по холму.

Еще никогда мистеру Джонсу не приходилось выполнять такую большую работу: в новый корсет старой толстой миссис Таннер нужно было вставить шестьдесят пластин. И она хотела его к Пасхе. Что ж, подумал мистер Джонс. Если удастся закончить его к Страстной пятнице, он возьмет с нее вдвое. И пусть только она попробует поспорить! Мэри Сондерс держала изогнутую полоску китового уса, а он вшивал ее в нужное место. У нее были крепкие руки, и они никогда не дрожали.

— Не буду называть имен, Мэри, — пробормотал мистер Джонс и вытянул иголку с ниткой, — но некоторые мастера просто вставляют пластинку в паз, не пришивая, и она гуляет там, как ей захочется.

Мэри в ужасе ахнула. Конечно, он понимал, что она насмешничает, но нисколько не обиделся и тоже усмехнулся, не отрывая глаз от работы. Он уже видел скелет будущего корсета. Понадобится еще не меньше трех дней работы, прежде чем можно будет добавить шнуровку — целых три шнуровки, впереди, сзади и сбоку, для обширных телес миссис Таннер.

— А он будет шелковый?

Мистер Джонс бросил на нее веселый взгляд. Эта девочка его забавляла. Он не знал никого, кто бы питал такое пристрастие к хорошим тканям.

— Сверху — да. Но это не самое главное. Любой корсет может выглядеть красиво, в то время как внутри скрывается паршивая работа. — Он чуть передвинул руку Мэри, чтобы изменить угол сгиба. — Форма — вот что имеет значение.

— Я знаю, — немного нетерпеливо заметила она. — Но этот новый зеленый шелк пу-де-суа гораздо красивее, чем старая парча, что вы использовали для корсета мисс Прингл.

Мистер Джонс слегка улыбнулся.

— Красота… Красота — она ведь требует жертв.

— Жертв?

— Французы этого никогда не понимали, — заявил мистер Джонс. — Их изделия слишком свободные, они совсем ничего не держат. Для них главное — это чтобы было пышное декольте, да напришивать побольше блестящих бантиков. Но здесь, в Англии, мы делаем самые твердые, самые неподатливые корсеты в мире. Прямая спина — честная душа. Талии наших английских леди так тонки, что природе и не снилось.

— Но корсеты — это больно. Вот бы вам их попробовать, — вполголоса добавила она.

Мистер Джонс решил закрыть глаза и на эту дерзость.

— Слабый пол не может не подчиняться тем требованиям, что предъявляет всеобщее поклонение красоте. Ты когда-нибудь видела сестер Ганнинг, Мэри?

Она покачала головой.

— Ну конечно нет, ты тогда была еще совсем дитя. Так вот. Они считались величайшими красавицами своего времени, мисс Мария и мисс Сюзанна. Знаешь, от чего умерла мисс Мария?

Она снова покачала головой, чуть более нетерпеливо.

— Отравилась гримом. Она пользовалась белилами, чтобы кожа была гладкой и мраморно-белой, и в конце концов они и привели ее к гибели.

Мэри слегка вздрогнула.

— Так, значит, вы сделаете Гетте корсет? — спросила она немного погодя.

Мистер Джонс удивленно поднял брови.

— Разве вы не слышали, как она просит корсет?

— Да ей еще и шести нет, — пробормотал он и воткнул иголку в жесткую льняную ткань.

— Выходит, когда речь идет о вашей дочери, вы признаете, что корсеты вредны?

У этой девушки ужасная привычка все время поддразнивать, подумал мистер Джонс, скрывая улыбку.

— Думаю, Гетта вполне удовлетворится корсетом из холста, со свободной шнуровкой. Между прочим, я всегда был против того, чтобы моя жена слишком затягивалась.

Она бросила взгляд на свою талию, и он невольно посмотрел туда же. Мэри Сондерс была прямой и тонкой, словно молодое деревце, — и в то же время для пятнадцати лет у нее были вполне развитые формы.