Онлайн книга «Записки гайдзина»
|
Дверь в мыльню открылась, и мы снова увидели татуированного посетителя. Уверенно ступая чешуйчатыми ногами по камням, он нес перед собой фанерный короб. Залез в бассейн, сел, поставил короб перед собой на воду. Из-за бортов поднималось узкое горлышко кувшина. Посетитель наклонил его, побулькал, вынул из короба бумажный стаканчик, опрокинул в рот и крякнул: — УМЭ! — Очень вкусно, — перевел я. — Понятно, — кивнул Владлен Эдисонович. — Хочет, чтобы мы с ним вместе порадовались. Передайте ему, плиз, что я глубоко тронут. И пусть он еще выпьет. — Да ладно, — сказал я. — Не станет он с фраерами разговаривать. Татуированный меж тем снова наклонил емкость и булькал несколько дольше, производя в коробе какие-то манипуляции. Потом вернул кувшин в вертикальное положение и толкнул короб обеими руками от себя. — НОМЭ! Слегка покачиваясь, короб пересек бассейн и уткнулся в грудь Владлену Эдисоновичу. Внутри стояли четыре бумажных стаканчика, наполненных на треть, и мелкие коробочки с разной закуской. — Угощает, — перевел я. — Спасибо… Как «спасибо», забыл… Аригато?.. Аригато!!!.. Это сакэ?.. И даже горячее?.. О-о-о… Ралька, ты только попробуй! — Я за рулем, — сказал Рауль Абрамович. — Хотя нет, давай, а то обидится… Мы выпили, составили стаканы в пирамидку и с поклоном отправили короб обратно. Татуированный посетитель поймал его, налил, выпил, чем-то закусил. Потом наставил на нас указательный палец и спросил: — Амэрика? — Йес, — сказал Владлен Эдисонович. — Ноу, — сказал Рауль Абрамович. Татуированный недоуменно перевел взгляд на Гену Сучкова. — Раша! — сказал Гена. — А-а-а! — закивал татуированный. — Росиа!.. Он разобрал пирамидку, повторил разлитие и снова отправил короб в нашу сторону, выразительными знаками призвав нас не только пить, но и закусывать. Рауль Абрамович втихаря перелил свое сакэ в чужой стакан. Владлен Эдисонович тщательно исследовал содержимое коробочек. — Это что за тараканы такие? — Это саранча, — объяснил я. — Жареная в соевом соусе с добавлением сахара. Довольно вкусно. Только иногда ноги в зубах застревают. — Нет, саранчи не надо. Тут вот огурцы, морковка, я лучше морковку… Когда короб снова отплывал от нас, мы подняли вверх сразу восемь больших пальцев. Татуированный радостно осклабился. Настроение у него повышалось. — Росиа, — задумчиво произнес он после третьей. — Росиа… И вдруг просиял: — Бубука! — Что он говорит? — повернулся ко мне Рауль Абрамович. — Не пойму, — сказал я. — Бубука какая-то… — Бубука! — повторил татуированный и описал рукой высокую параболу. — А-а-а! — догадался профессор. — Бубка! Сергей Бубка! Прыжки с шестом. — Йес-йес! — закивал татуированный, отсылая нам третий магарыч. — Бубука! Сэругэй Бубука — намба ван! Пока мы выпивали, он задумчиво смотрел на воду. Потом сказал: — Орэмо вакай токи яттэта. — Говорит, в молодости тоже прыгал с шестом, — перевел я. Татуированный выбрался из бассейна на гравий, подошел к стене, где стояли грабли с бамбуковым черенком, и взял их наперевес. Сделал одухотворенное лицо и побежал в сторону изгороди. Казалось, он хочет перемахнуть через нее и нырнуть в бассейн к бабушкам — но такой подвиг был ему уже не под силу. Он лишь стукнул граблями по гравию, лениво обозначил преодоление планки и плюхнулся в сугроб. — Ха-ха-ха! — донеслось из сугроба. — Вакай токи нэ! — Молодой прыгал, — перевел я. — Сейчас годы не те. В сугробе после прыжка осталась обширная вмятина. Мне даже почудилось, что и татуировки отпечатались тоже. Сам прыгун быстро залез обратно в бассейн, потряс кувшином, нацедил остатки в стакан и выпил. — Моттэ куру! — сказал он, опять вставая. — Маттэ! — Говорит: ждите, принесу еще. — Он хочет нас напоить, — заключил Рауль Абрамович, когда татуированный скрылся за дверью. — Надо бы нам уже потихонечку-полегонечку… — Да, собственно, уже и хватит, — сказал Владлен Эдисонович. — Я насиделся. — Я тоже, — присоединился Гена Сучков. — Голову помыть, и на выход. Мыльня была пуста. — Вадичек, это что написано? — спросил профессор. — Мыло или шампунь? Мыло? Значит, вот это шампунь. Все поняли? Мы расселись на пластмассовых табуретках и принялись намыливать головы. — Моттэ кита! — послышалось сзади. — О-сакэ! Татуированный коробейник стоял у нас над душой со своей провизией. Рауль Абрамович выразительно потыкал пальцем в сторону двери на улицу. — Летс дринк ин зэ ротэмбуро! — А-а, йес-йес! — закивал коробейник. — Ротэмбуро! Он прошагал к двери и исчез за ней вместе со своим коробом. Мы домылись и вышли в предбанник. Корзины с нашей одеждой уже были здесь, заботливо кем-то перенесенные. Владлен Эдисонович обследовал карманы брюк, убедился в сохранности всего оставленного и просветлел лицом. — Здесь все для людей! — сказал Рауль Абрамович, натягивая носки. — Никогда не устану этого повторять. Здесь все продумано так, чтобы нам было хорошо! Правда, Вадичек? — Святая правда! — отвечал я. — Как у Будды за пазухой! — Конечно, конечно, — бормотал Владлен Эдисонович. — У вас тут просто какое-то буржуинство. Бочка варенья, корзина печенья, рюмка сакэ… И все бесплатно. — Тогда это не буржуинство! — возразил Гена Сучков. — Это наоборот, полный коммунизм! Мы его строили-строили — а построили японцы. — Да какая разница? — сказал Рауль Абрамович. — Коммунизм, капитализм… Главное, чтобы всем было хорошо, я так считаю. Да, Вадичек? — Вестимо, — сказал я. Дверь вдруг открылась, и показалось татуированное тело. — Э-э-э-э… — разочарованно произнес наш собутыльник. — Томаранай? — Томаранай, — подтвердил я. — Мы ведь не остаемся здесь ночевать? — А здесь что, гостиница? — спросил Владлен Эдисонович. — Получается… Хочешь, ночуй, не хочешь, не ночуй… — О-сакэ! — сказал собутыльник и протянул бумажный стаканчик Раулю Абрамовичу. — Айм драйвинг, — запротестовал было Рауль Абрамович, но тут же смягчился и принял подношение. — Аригато! — Минна! — сказал татуированный, облачаясь в халат и обводя нас пальцем. |