Онлайн книга «Темная комната»
|
Миха открывает блокнот на столе. Безотчетно, просто чтобы что-то делать. – Что вы пишете? – Ничего. – Вы будете записывать наш разговор? – Не знаю. Возможно. Вы не против? Колесник кивает. – Нет, нет. Молча сидят. Старик прилежно ждет, пока Миха заговорит. Но Миха не в силах спрашивать, в голове вертится: «Время и место те самые. Лето, осень сорок третьего. Он все помнит». Миха захлопывает блокнот. – Простите. Давайте остановимся. Думаю, на сегодня с меня хватит. * * * Вечером Миха едет на велосипеде из одной деревни в другую. Сначала гонит быстро, но потом сбавляет ход. Дома у Андрея достает фотографию деда и кладет перед собой на небольшой столик. Миха знает: завтра же можно отвезти фотографию Колеснику и спросить обо всем напрямик. Это мой дед. Вы помните, как он расстреливал евреев из вашей деревни? Миха прослушивает запись. Те самые время и место. Пытается заключить с собой сделку. Да не нужно ему говорить этого. Зачем Колеснику знать? Не стану говорить, что это мой опа. Скажу просто – Аскан Белль. Однако, лежа в постели, он думает о Колеснике. О медлительных больших старческих руках, о мягкой коже вокруг глаз. О резковатых ответах. Все равно Миха пока еще слишком боится. * * * – Вы помните кого-нибудь из немцев? – Да. – Расскажите, пожалуйста. – Что именно? – Не важно. Что угодно. Что помните. Колесник колеблется. На какое-то мгновение Михе даже показалось, что тот смутился, растерял слова. – Что хотите. Начните с чего угодно. Прошу вас. – Я помню одного. – Как его звали? – Тильман. Служил доктором в полиции. Он их учил. Учил убивать людей. Максимально чистым способом, понимаете ли. Но вы просили без подробностей. – Да. Похоже, Колеснику стало легче. У Михи тоже отлегло. Снова оба сидят и молчат. – А еще кого-нибудь из немцев, может быть, помните? Может, просто перечислите имена? Старик мало кого помнит. Он перечисляет медленно, и Миха слушает, записывает, ждет. Фамилии и кое-какие имена, но сочетания «Аскан Белль» среди них нет. – Однако их было больше? Должно было быть больше? – Давно дело было. – Да. Миха думает под жужжание магнитофона. Осталось два дня. Он даст себе еще два дня поблажки, а потом покажет снимок. – Я помню одного немца, который застрелился. Не опа. – Покончил с собой? – За бараками. После одного расстрела. – Ему было стыдно? – Думаю, да. Помнится, они тогда еврейских детей расстреливали, так он на следующий день застрелился. – Но только потом, да? После того, как расстрелял детей? – Да. Тянутся долгие, пустые секунды, а Миха не в силах вымолвить ни слова. Колесник смотрит на него, Миха чувствует взгляд. Спустя какое-то время старик встает. Наливает каждому водки и ставит маленький, до краев налитый стакан на стол перед Михой. У Колесника трясутся руки. Миха поднимает голову. – Простите. Колесник кивает. Ждет, покуда Миха выпьет, затем пьет сам. – Лучше не касаться подробностей. Вам, наверное, так будет легче? Колесник снова кивает. Михе подумалось вдруг, что старик что-то ему скажет, и он замер, ожидая, но момент упущен. Колесник указывает на магнитофон. Осмелевший и разгоряченный от водки, Миха все же держит слово и покорно останавливает запись. * * * В один из дней, ближе к вечеру, Миха с Андреем играют в карты, жестами уточняя по ходу игры правила. Любезничают друг с другом, уступают: то играют по немецкому варианту, то по белорусскому, постоянно путаются и хохочут. Водка горит у Михи в желудке. Он думает о выброшенном из письма абзаце, о тех ненаписанных строках: он до сих пор не знает, трусость то была или здравый смысл. Смотрит на Андрея, который разогревает в печке суп и нарезает хлеба. Как теперь объяснить? Счего начать? Он хотел позвонить вечером Мине. Пойти на главную площадь к автомату и поболтать. Но вместо этого после ужина он почистил зубы и отправился спать. * * * Выехав на Андреевом велосипеде из-за угла, Миха уже видит хозяина, стоящего на крыльце. Он еще издали машет Михе, и Миха тоже поднимает руку. Эдакое молчаливое «здравствуйте». Пока Миха отвязывает от руля сумку, Колесник спускается по ступенькам. – Послушайте, герр Лехнер, я тут подумал. Миха замирает. Поднимает голову и смотрит на старика. – Вы хотите меня прогнать? Колесник кажется утомленным. На лице залегли глубокие, сонные складки. – Нет-нет. Мне просто интересно. Можно вас кое о чем спросить? – Да, конечно. Прислонив велосипед к стене, Миха с улыбкой поворачивается к старику. – Те люди из музея… Они вам ничего про меня не говорили. Так ведь? – Они сказали, что вы помните немцев. – Да, но они вам не сказали, чем я тут при немцах занимался? – Нет. – Нет. А я думал, вы все знали, когда в прошлый раз пришли. Но вы такие вопросы задавали, что я начал сомневаться. Колесник стоит совсем близко, но голос его звучит тихо. Миха не смеет дышать. Старик так близко, что, кажется, к нему можно прикоснуться. – Думаю, я должен вам сказать. – Должны? – Да. – Тогда я достану магнитофон? – Нет, я скажу вам это прямо здесь. Михе неловко. Старик стоит чересчур близко. Миха хватается за велосипедную раму. Ему хочется отвернуться. – Мой отец был учителем. Он выучил меня языкам, польскому и немецкому, и когда пришли немцы, я им помогал. Я с ними сотрудничал. Правильно я сказал? |