Онлайн книга «Дай мне! (Song for Lovers)»
|
– Девушка что ли? – неуверенно спросила я. – Ага! Мы некоторое время молчали. Потом Олег сказал: – Это «Song For Lovers». У любовников всегда так, наверное. Придет – не придет, включит – не включит. На эМТиВи перевели «Песня для влюбленных». Но это про любовников. Неправильно перевели. – Ну а разница? – Влюбленные – это муж и жена. Я так грубо сравниваю. А любовники – на нелегальном положении… – Они друг другу ничего не должны? – Ага, – улыбнулся Олег и закурил. – Люди вообще никому ничего не должны. Мы опять помолчали. Олег курил, щурясь от дыма. Потом он потушил сигарету в блюдце и взял гитару. – Сыграй что–нибудь свое, – попросила я. Но он подумал и стал играть «Song For Lovers». Он подбирал ее и пел, сбивался и снова подбирал. А потом мы пошли спать. Сосиска сварилась. Я втиснула ее в разрезанный батон и полила сверху кетчупом. Получился «хот–дог». В переводе с английского, это никакая не «горячая собака», а «возбужденный собак». Потому что сосиска похожа на одну часть тела этого собака… Так этим американцам показалось. Это мне Леха Петров рассказал. Телефон снова позвонил. Я взяла трубку. – Але… – Ну, че, поела?… – Нет. Олег после сейшна куда–то исчез и протрезвевшие басист и барабанщик искали его два дня. На третий нашли. Точнее, он сам нашелся. Оказывается, ездил в другой город с какой–то девчонкой. Имя не помнит. А может, помнит, да не говорит. Мы потом всем курсом пошли на концерт Олега и его группы в каком–то засранном клубе. Все опять напились. Валялись по углам. Маша Никонова сидела трезвая и задуманная. Я к ней села с банкой джина. – Как твой Стеклов поживает? Маша посветлела и замучено улыбнулась: – Нормально… – А ты? Маша не поняла вопроса. – Нормально, – повторила она, как повторяют кондукторше, когда она второй раз спрашивает: «А у Вас что за проезд?». Я пожала плечами и отпила из банки. На сцену влез Олег с гитарой. Какой–то мужик с сальным лицом отчаянно ему захлопал. Олег подключил гитару и стоял так. Басист и барабанщик валялись никакие в туалете. Олег тоже был никакой. Почти. Он качнулся вперед и схватился за микрофон. Резануло по ушам. Олег встряхнул головой и стал играть. И петь. Маша слушала, подперев щеку рукой. Все песни, которые она слышала, были про Стеклова. И поэтому ей вся музыка нравилась. Олег пел, а все остальные пили или лежали на полу и на столах. Наверное, это раздражает. Когда видишь перед собой только пьяные рожи. Когда поешь, а тебя не слышат. Даже не потому, что не слушают. Я встала и подошла к сцене. Олег стоял с закрытыми глазами и улыбался в микрофон. – … sing the song for lovers… Я смотрела на него снизу вверх. Он открыл глаза и посмотрел на меня. Улыбнулся и стал петь глядя на меня. Потом слез со сцены и подошел. – Как дела? – спросил он. Я пожала плечами. – Ниче… – Ну как мы тебе? Барабанщик и басист валялись в туалете. Олег мне нравился. А они нет. – Прикольно, – ответила я. – Понятно, – кивнул Олег и сморщил нос. – Мне правда понравилось. Олег улыбнулся и закурил. Мы сидели на сцене и молчали. Маша Никонова смотрела на нас из зала и улыбалась про Стеклова. Я измазалась в кетчупе, потому что сосиска все время выпадывала из батона. По телевизору гоняли «Big In Japan». «Things will happen while they can, I wait for my man tonight. It’s easy when you’re big in Japan…» и все такое. Я поставила чайник. Потом стала пить кофе. С пряниками. Если бы год назад кто–то сказал мне, что я буду пить кофе, я бы не поверила. Кофе – это мой враг номер один с детства. Меня от него тошнило, как от манной каши. После клуба мы все пошли к Сашке Бердышеву. Спать. Барабанщика забыли в клубном туалете. Спали кто где мог. Маша Никонова умудрилась втиснуться на две табуретки, стоящие между шкафом и диваном. Наська Кулакова и Галя Романова спали на столе. А Костя Патрушев в ванной. Нас на диван влезло четыре человека. Олег дышал мне в ухо. Потом шепотом спросил: – Ты спишь? – Неа, – тоже шепотом ответила я. – Хочешь конфету? – Ага! Мы сосали липкий «Барбарис» и нам было весело, как сообщникам. От Олега пахло яблоками и сигаретным дымом. – Куда ты ездил–то? – спросила я. – А… – Олег неопределенно повел в воздухе рукой – Она говорит: «Поехали ко мне», ну я и поехал. Да, пьяный был… – Смешной ты какой–то. – Не смешной, а странный. – Почему странный? – Потому что. Олег порылся в кармане и вытащил медиатор. – Смотри, из Нью–Йорка. – Ага? – не поверила я. – Друг привез. Клево, да? – Да. А себе че друг привез? – Гитару… Сдохнуть можно, какая гитара! Я в нее прямо влюбился! – В гитару? Олег кивнул со вздохом. Видимо, он хотел по–другому. Не медиатор, а гитару. Но медиатор тоже хорошо. – Спой мне что–нибудь свое, – попросила я. Не знаю, почему. – Как я спою? Все спят. И гитара… – Так спой. На ухо… – На ухо? Он шептал мне в ухо песни, как стихи. Свои и чужие. Хотя я не очень хорошо разбиралась в нынешних рок–группах и все песни мне казались им самим сочиненные. И было хорошо, будто в бомбоубежище. А потом я уснула. И Олег уснул. И, наверное, во сне продолжал петь. Я помыла посуду. По радио Земфира кого–то искала. А потом Бритня Спирс сходила с ума. Телефон требовательно зазвонил. – Ты едешь? – спросил Олег недовольно. – У меня дела! С какой стати я должна куда–то ехать? – Тебе че, в лом приехать? Я должен перед тобой на коленях что ли ползать? – Люди вообще никому ничего не должны, – повторила я его фразу. – Не должны, – согласился он. – Ты так ничего и не поняла. И повесил трубку. Небо мгновенно потемнело, листья березы, до того шумно развевающиеся на ветру, застыли, как нарисованные тушью на темно–голубом ватмане. Резко запахло мокрой черемухой и жестяными карнизами. Ветер рванул было с новой силой, но его опередил размеренный жестяной стук и затем – шелест. |