Книга Рыцарь ночного образа, страница 65 – Теннесси Уильямс

— Или я поведу эту развалину, или поезжайте без меня, я доберусь на такси, — говорит Олли решительно, пытаясь перекрыть буйный смех и пенье своих спутников. — Вам не нужны ваши жизни? Мне моя НУЖНА! Мне дали только одну жизнь, и я слишком ценю ее, чтобы вручать ее в руки пьяного за рулем старой развалины.

— Ну и пошел, лови свое такси!

— Такси! Такси! — отбегает от машины Олли.

— Олли воображает себя обезьяним дерьмом, пускай катится!

— Ну, где твое такси, Олли?

Такси нет. Олли возвращается на заднее сиденье машины. Ссоры не вышло, и вскоре все вместе они запевают припев: «Слам, слам, бам, бам, алла казам, отправляюсь к небесам…»

Машина на высокой скорости приближается к тоннелю. Все хором распевают: «Слам, слам, бам, бам, алла казам, отправляюсь к небесам…»

Визг тормозов, машина исчезает, накрытая грузовиком. Страшный треск в тоннеле.

Вход в больницу. Надпись «Hotel Dieu».

Олли сидит на крыше с другими, более или менее призрачными пациентами. Он в инвалидном кресле. Сияние, которое исходило от его молодого лица до несчастного случая, исчезло. Он немного зарос светлой бородкой, глаза его неподвижно направлены на солнце. Входит медсестра; она немного сбита с толку, но терпелива, больше, чем это требуется ей по профессии.

— Олли, ты что, хочешь, чтобы у тебя морщинки появились от солнца? В твоем-то возрасте? (Ответа нет.)

— У нас есть темные очки. Принести тебе?

— Спасибо, нет, мисс…

— Олли, тебе не нужно инвалидное кресло… Если у тебя не все в порядке с равновесием, лучше попробуй походить с костылем.

— Я слишком молод, чтобы ходить на костылях.

— Но инвалидное кресло хуже, можно подумать…

— И при виде костыля можно подумать то же — калека.

— Олли, ты слишком близко принимаешь к сердцу этот… несчастный случай, эту… потерю, как-то по-детски. Подумай об этом. Ты привыкнешь к этому, когда-нибудь ты даже забудешь обо всем этом…

— Подумать, привыкнуть, забыть… спрятаться под одеяло? Я спросил, что означает название нашей больницы. Сказали: «Опель Дьё» по-французски «Отель Бога». Вот уж не думал, что Он замешан в гостиничном бизнесе.

— Олли, не так громко. Многие пациенты здесь находятся при смерти.

— Я заметил, что они плохо выглядят. Ладно. Когда я покину Отель Господа Бога, мне не нужно будет ни кресло, ни костыли, я собираюсь ходить на своих двоих, вот так. Инвалидное кресло… пошло оно… извини… Знаешь, почему они усаживают меня в кресло? Чтобы возить меня туда, куда они захотят, и когда захотят.

— «Они, они»… Кто это — «они»? Олли, мы просто санитары и сестры, и пришли в медицину, потому что хотели помогать людям…

— На каком этаже эта крыша?

— На тринадцатом…

— Но вы не называете его тринадцатым, вы называете его двенадцать «а».

— Многие люди, особенно пожилые, суеверны…

— К черту суеверия… извини…

— Олли, санитар говорит, что ты не даешь ему побрить тебя, и еще он говорит, что, по твоим словам, ты не выйдешь из своей палаты, если тебя будут брить.

— Я нигде не собираюсь оставаться. Меня прикатили сюда, без моего разрешения, не спрашивая, запишите это в свой кондуит. А что касается этого санитара, то когда он купал меня, то пытался поиграть с моим —…

— Олли, пожалуйста, потише… Тебя укатить обратно в палату?

Олли качает головой.

— Мы знаем, как тебе тяжело смириться с потерей руки.

— Да?

Она заходит к нему сзади и касается его плеч.

— Я ничего не хочу.

— Не хочешь, чтобы у тебя восстановился интерес к —…

— К боксу? К жизни?

— Конечно, бокс — не жизнь для тебя, теперь. Тебе надо привыкнуть к твоей потере. Здесь каждый должен приспособиться к потере, многие — к более страшной, чем у тебя. Я могу показать тебе почти безнадежных калек, но люди приспосабливаются, позволяют себе помочь, в отличие от тебя.

— Спасибо за профессиональное терпение.

— Это — личное.

— Я буду позволять себе помогать, я как раз думало, каким образом.

— Я слышу, обед разносят. Я отвезу тебя назад.

— Спасибо, я не голоден.

— Хочешь еще позагорать?

Олли кивает. Медсестра выходит. Олли подкатывает коляску немного вперед, ближе к краю крыши. Затем быстрым нетвердым движением выпрыгивает из кресла и карабкается на низкий карниз. Крики пациентов. Он не успевает прыгнуть, его сзади хватают мужские руки. Он падает на пол. Резкий звонок. Двое санитаров тащат его, ругающегося, отбивающегося, назад в коридор.

Клубящийся туман, в котором становится виден Олли. Он сидит на скамейке на Першинг-сквер в Лос-Анджелесе и ест хот-дог. За скамейкой стоит молодой человек, немного похожий на призрака — искусственно осветленные волосы, подведенные бледные глаза, неестественно подрисованные губы. Он обходит скамейку и заговаривает с Олли.

— Я вас никогда не видел в парке до сих пор.

— Наверное, потому, что я никогда в нем раньше не был.

— Не возражаете, если я сяду?

— Вы уже сидите.

— Надеюсь, что вы не возражаете.

Молодой человек садится очень близко к Олли, Олли немного отодвигается, засовывает в рот последний кусок хот-дога и облизывает соус с пальцев естественно, как животное.

— Дать платок?

— Спасибо, не надо.

Молодой человек пугает Олли, пытаясь платком вытереть соус с его подбородка.

— Что вы —…

— Соус попал вам на подбородок, и вам нужно побриться. Мальчик с вашей внешностью не должен об этом забывать. И еще вот что. На обед лучше съесть кусок вырезки, а не жирный хот-дог. У меня такое чувство, что вы ничего не понимаете. Мне кажется, вы даже не замечаете, что четыре мужика в этом парке смотрят на вас, как кошки на мышь. — Он говорит очень быстро. — Вот этот, вот этот, вот этот и вон тот.

— Почему?

— Такой невинности не поверил бы никогда, тебе верю. Эти мужики голодны, они хотят тебя. Давай разобьем им сердца, прогуляемся вместе до фонтана?

Призрачный молодой человек встает со скамейки.

— Спокойной ночи, — говорит Олли, уходя.

— Не туда. Тебе в другую сторону. Я хочу угостить тебя пивком и обучить тайнам этого парка…

Клубящийся туман начинает скрывать их.

— Пошли. Это недолго.

Олли еще немного колеблется. Затем идет в указанном направлении. Сцена растворяется в тумане.