Онлайн книга «Welcome to Трансильвания»
Смутно различимая в темном проеме, возникла высокая худая фигура. Вероятнее всего, мужская. Так и оказалось. — Его светлость герцог Джулиан? — Судя по голосу, человеку, отворившему дверь, было много лет. Очень много. — Иногда меня называют именно так. — Слава Господу! Вы откликнулись на призыв моего несчастного господина. Здравствуйте, сэр. Дверь особняка открылась чуть шире. Но старику — а говоривший действительно был глубокий старик — тяжело далась даже эта малость. Дверь в фамильной обители герцогов Текских была массивной не только с виду. Тони пришлось основательно налечь плечом, помогая старому слуге. — Благодарю вас, сэр. Немощь, как ни прискорбно, верная спутница старости. — Вы давно служите в этом доме? — Около сорока лет. Однако, простите, я не назвал себя. Герман Грубе, дворецкий. Бывший… Последнее слово старик произнес значительно и скорбно. — Не стоит драматизировать. Возможно, наследники герцога… — У герцога нет наследников. Но если бы и были, речь не о них. Его светлость лично рассчитал меня за два с половиной месяца до своей кончины. — Но почему? Старик пожевал губами. — Мне бы не хотелось выглядеть навязчивым жалобщиком, отнимая время у вашей светлости… К тому же господа, которые вас ожидают, наверняка крайне дорожат своим. Возможно, после беседы с ними ваша светлость найдет несколько минут, чтобы выслушать меня? — О чем речь, старина! Считайте, что мы договорились. Итак, меня ожидают, вы сказали? — Доктор Хейнике, доктор фон Бок, доктор Гринберг и доктор Штраус. — Двое из них, как я понимаю, врачи. Двое других — адвокаты. Не так ли? — Совершенно так, мой господин. Однако все именуются докторами. — Звучит убедительней. — Не берусь судить. Позвольте проводить вас в кабинет. — Туда я загляну непременно. Но прежде хотелось бы… Владислав… Он… еще в доме, как я понимаю? — Тело его светлости? Разумеется. Вы хотите взглянуть на него теперь же? — Да, если это возможно. — Как вам угодно, сэр. Тон старика заметно изменился. Лорду Джулиану даже показалось, что старческий голос предательски дрогнул. Однако лицо дворецкого осталось бесстрастным, а тонко поджатые губы выражали, скорее, осуждение. В итоге Тони так и не понял, тронуло старика его желание или что-то в нем вызвало неодобрение, а возможно — и рассердило. Молча они пересекли небольшой полутемный и, верно, оттого довольно мрачный холл и ступили на широкую парадную лестницу. Родовое гнездо Текских изнутри выглядело более внушительно, чем снаружи. По крайней мере более достойно. Однако настораживало суровым, торжественным стилем убранства. Готика господствовала здесь повсеместно, и это сразу же настраивало на определенный лад. Следуя за стариком по широким скрипучим ступеням, Тони мельком подумал, что вряд ли хотел бы поселиться под этой крышей, пусть и в качестве гостя. Слава Богу, Влад никогда не звал погостить. Они миновали узкий коридор, на стенах которого смутно различимы были темные полотна в тяжелых багетах. Что изображено на картинах, с ходу было не разглядеть. Правда, в какую-то секунду Тони остро почувствовал на себе чей-то взгляд и, присмотревшись, различил два глаза, блеснувших из темного проема овальной рамы. Возможно, и остальные полотна были портретами. — Это здесь. Голос дворецкого прервал его размышления. Они остановились возле небольшой узкой двери, плотно закрытой. — Надеюсь, вы готовы, — неожиданно добавил старик, и Тони, разумеется, не понял смысла загадочной фразы, но что-то удержало его от вопросов. Дверь отворилась. Небольшая комната со сводчатым деревянным потолком, очевидно, служила Владиславу спальней: большую часть пространства занимало внушительных размеров старинное ложе. Четыре черных резных колонны сторожевыми столбами встали по углам кровати, они же служили основанием массивному резному навесу, с которого тяжело падал плотный, темного бархата балдахин. В подножии ложа полотнище балдахина было раздвинуто, тяжелый бархат собран глубокими складками, надежно закреплен у колонн толстым витым шнуром с кистями. В изголовье кровати на белой стене виднелось большое распятие, так потемневшее от времени, что невозможно было определить, из чего изготовлены крест и фигура Спасителя. Было это серебро, превратившееся с годами в одну сплошную чернь? Или другой металл? Или крест был вырезан из того же черного дерева, которым обшиты стены и потолок? Пустые, совсем не уместные теперь мысли метались в голове Энтони. И он хорошо понимал их природу. Трусила душа. Изо всех сил пыталась оттянуть страшную минуту. Для того чтобы взглянуть на ложе, а вернее, на того, кто покоился на нем вечным уже покоем, потребовалось усилие воли. И немалое. Можно сказать, что Тони заставил себя перевести глаза. …Первой его реакцией было облегчение. А первой мыслью: «Произошла ошибка. Чудовищная, нелепая, невозможная в принципе. Но — ошибка». Человек, чье безжизненное тело лежало на старинном ложе, был не Владислав Текский. Никак не он. Влад Текский был ровесником Энтони Джулиана. Почившему в бозе старцу было на вид не меньше семидесяти лет. Состариться до такой степени за год с небольшим, минувший с памятной встречи в Париже, он не мог. И вообще никто не мог. Кожа человека, которого в силу какой-то дикой ошибки или странной фантасмагории пытались выдать за герцога Текского, была неестественно — в голубизну — бледна и тонка, как пергамент. Кожа древнего старца, к тому же тяжело больного, долгое время прикованного к постели, лишенного солнечного света и свежего ветра, — вот что это было такое. Глазницы покойного глубоко ввалились, их обметали густые черные тени. Нос сильно заострился и заметно вытянулся. А губы — губ на этом лице не было вовсе. Тонкая запавшая складка над подбородком — и все. — Это… |