Онлайн книга «Белки в Центральном парке по понедельникам грустят»
|
Она задвинула коляску в угол, взяла сына в охапку и усадила за столик. — Они в этом возрасте уже разговаривают? — осведомился Шаваль, ткнув в Младшенького пальцем. — Не целыми предложениями, но говорят. И между прочим, у него есть имя. Его зовут Младшенький. — Здорово, мужик! — рявкнул тот, уставившись на Шаваля в упор. Как он ни сдерживался, ему тоже не понравилось это снисходительное «они». — Ничего себе! — вздрогнул Шаваль. — Во дает твой сынок! — В этом возрасте они повторяют все, что слышат, — пояснила Жозефина и ущипнула сына под столом. Младшенький завладел книжкой, которую протягивала ему мать, и потребовал цветных карандашей. Каландаши, каландаши! Жозиана принялась рыться в сумке. Он заголосил, чтобы карандаши ему дали немедленно. Хотели, чтобы он вел себя как младенец, — пожалуйста! Дети сейчас пошли такие невоспитанные… Женщина за соседним столиком бросила на Жозиану недобрый взгляд: хорошо же ты, голубушка, воспитываешь ребенка! Та поспешно протянула Младшенькому карандаши, и он наконец унялся. Воцарилось неловкое молчание. Шаваль брезгливо поглядывал на малыша. Жозиана считала секунды, и ее понемногу охватывало нетерпение. — Ну, ты долго еще будешь ждать, чтобы заказать мне что-нибудь? Пока стакан не запылится? — Что тебе заказать? — Перед Младшеньким Шаваль явно чувствовал себя неуютно. Странно на него смотрит этот пацан. Так и всверливается в него глазами, как дрелью. — Мне чаю, а Младшенькому апельсиновый сок. — Разведет тут грязь… — Ничего подобного, он пьет аккуратно. — Слушай, это нормально, что он такой красный? — Он рисует, сосредоточился… Младшенький между тем изо всех сил старался проникнуть в мысли Шаваля. Он уже пробрался через свод и теперь уперся в septum lucidum — тонкую перегородку, состоящую из двух параллельных пластин, которая разделяет переднюю часть полушарий мозга. Он весь напрягся и тужился, как будто сидел на горшке. — А почему он рыжий? Это тоже нормально? — Просто это переодетый клоун. Ты еще не заметил? — вспылила Жозиана. — Есть Белый, а это Рыжий. Видишь, у него и волосы рыжие, и щеки красные, и нос… А если его включить в розетку, он еще и мигает лампочками. Мы его на елку вешаем вместо гирлянды. И сдаем иногда на дни рождения. Не хочешь? Тебе могу со скидкой. — Извини-извини, — смешался Шаваль, — я просто не привык иметь дело с детьми. — Вот ты мне скажи, это нормально, что у тебя под носом присохшие экскременты? — Это не экскременты, это усы! — Так вот, Младшенький — не клоун, это мой сын, любимый сын, так что заткнись! Если ты так и будешь задирать со всеми нос и смотреть на людей свысока, даром что сам от горшка два вершка, помяни мое слово — в рай ты не попадешь! — Ну и ладно. Не туда, так в другое место. Младшенького эта словесная баталия более чем устраивала: пока мать подначивала Шаваля, он проник сквозь прозрачную перегородку и мозолистое тело и наконец установил прямую связь с мозгом Шаваля. — Та-та-ма-я-бо-бо! — завизжал он. Жозиана поправила кончиками пальцев прическу, облизнула губы, завернулась поплотнее в розовую шаль и спросила: — Так зачем ты хотел меня видеть? Посмотреть на моего сына? — Не совсем, — тонко улыбнулся Шаваль. Левая щека у него некрасиво оттопырилась. — Я не забыл, как ты всегда умудрялась находить для «Казамии» новые проекты. Скажу тебе откровенно, Жози… «Жози»… У Жозианы в голове что-то щелкнуло. Это сигнал: он хочет ее задобрить. Это ласковое прозвище он, бывало, нашептывал ей в офисе у кофейного аппарата, чтобы заключить ее в объятия. Младшенький черкнул на полях красным карандашом. — Я бы совсем не прочь вернуться в «Казамию». Мне кажется, Марселю нужен надежный помощник. Он один уже не справляется. Работает на износ. Жозиана молчала, как советовал Младшенький. Пусть Шаваль выговорится. — Ему нужен представительный, свободный и знающий человек, с опытом в коммерции, всегда наготове. Это редкость. И эта редкость — я! — И ты хочешь, чтобы я склонила его в твою пользу? — Я хотел просто узнать, как ты на это смотришь. — Надо подумать, — осторожно ответила Жозиана, подливая себе чаю. — Не сказала бы, что питаю к тебе очень теплые чувства. — Я прекрасно понимаю, что без твоего согласия Марсель никогда не возьмет меня обратно. — Откуда мне знать, Шаваль, что ты теперь другой человек? Помнится, когда ты переметнулся к конкурентам, то топил нас, как последняя сволочь. — Я теперь правда другой человек. Я честен. И теперь я не бросаюсь людьми. Младшенький прочертил три красных штриха, яростно давя на карандаш. — Я теперь отношусь к людям бережно, с уважением. Красным! И еще, и еще! — Я очень люблю твоего мужа… — Никто тебя не просит его любить. — Я просто не хочу, чтобы с ним случилось что-нибудь дурное. Красным, красным, красным. — Даже просто по недосмотру, понимаешь? Например, не дай бог, конечно, случится у него инфаркт от переутомления. Он слишком много вкалывает. Мне бы этого очень не хотелось! Красная метка и еще одна. У Младшенького побелели пальцы, так он сжимал карандаш. — Так вот. Помоги мне устроиться на это место, а я тебе обещаю, что позабочусь о нем, сниму с него массу хлопот, сохраню тебе его в целости. Чем не честная сделка? Жозиана теребила пакетик чая: прижимала его ложечкой к стенке чашки, отпускала, сворачивала, разворачивала. — Я подумаю. — А если хочешь еще больше мне помочь, помоги подыскать хороший проект. Вспомни, какой у тебя был нюх на это дело! — Лучше всего я помню, что ты каждый раз присваивал себе, что бы я ни нашла. Ну и дура же я была!.. — Помоги мне в последний раз, пожалуйста. Мне нужна твоя помощь. А уж я тебе сторицей отплачу! Красный штрих и еще, и еще. Младшенький уже исчеркал красным все поля. — Да вот видишь ли, мне-то твоя помощь не нужна, Шаваль. Не те сейчас времена. Я жена Марселя. — Вы женаты? — Нет, но все равно что женаты. — Мало ли, встретит какую-нибудь девчонку — и поминай как звали. Жозиана ядовито расхохоталась: — Размечтался! — Зря ты так уверена. — Со мной такого никогда не случится. Я не Анриетта. — При чем тут Анриетта? — Шаваля передернуло. — С чего ты мне вдруг про Анриетту? |