Онлайн книга «Мужчины в нашей жизни»
|
Несколько секунд Королева молчала. Потом набросилась на Валерию: — Что ты глупости говоришь?! А для чего тогда вот это? Зачем он нам эту сумасшедшую прислал! Ты мне объясни, пожалуйста! — Тебе же нужна заместительница, — ответила Валерия спокойно. — Такая — не нужна! Сам бы с ней и работал! Мартышка косолапая… Но в это время в кабинете начальницы зазвонил телефон, и мы лишились возможности насладиться перлами русской словесности, которые с беспечной щедростью Королева-мать расточала в адрес новой коллеги. — Да, Илья Сергеевич, — произнесла она в трубку после недолгого молчания. — Была, разговаривали… Очень приятная женщина. Да, знающая, толковая… Это сразу видно! Безусловно сработаемся… Коллектив? Я думаю, коллектив мое мнение разделяет. Коллектив слушал как зачарованный. Вроде бы чему удивляться? Двуличие — довольно распространенная в современных условиях черта. Часто это даже средство соблюсти приличия: пренебрежешь одним, неизбежно нарушишь другое. Но для Любаши это никакое не средство, а среда обитания. — Еще звонит! — визжала начальница. — Издевается! Садист, заглядывающий в глаза жертве! Находчивая Валерия достала из аптечки валокордин и принялась отсчитывать капли. — Сорок! Сейчас быстро подействует! — весело сообщила она. Приняв лекарство, Любаша удалилась к себе, а обрадованный народ с энтузиазмом взялся за работу. Я тоже открыла нужный документ, но тут приключилась новая беда: мне стали звонить друзья и знакомые. Кампанию звонков открыла возмущенная моим поведением Ирка: — Куда ты запропастилась? Трубку почему не берешь?! — На даче была, поздно приехала. — Слушай, тут такое! — Какое? — Короче, и смех и грех. Знаешь, кого я вместо тебя на пикник пригласила? Люду! Помнишь ту, ненормальную, с дискотеки. — Да ты что? Где же ты отыскала ее? — Она мне в прошлой раз чуть ли не насильно всунула свой номер телефона. Я выбросить хотела, да руки не дошли. Ну а когда ты отказалась ехать, дай, думаю, позвоню. Она обрадовалась страшно. Знаешь, она на фейс ничего, и мужику этому, второму бизнесмену, вначале понравилась вроде. Но потом такие фокусы показывала, мы втроем над ней умирали. — Ну а еще что хорошего? — Еще? Знаешь, я даже сглазить боюсь. — Начала, уж говори… — Этот второй бизнесмен, то есть первый… — Так второй или первый? — Ну, в общем, с Людой был Дмитрий, а меня выбрал Николай. Я была возмущена Иркиным лексиконом. — Меня выбрал… Ты что, на панели стояла?! — Наташка, прекрати цепляться к словам! Ты же знаешь, что по большому счету выбирают всегда мужчины. — Может, и так, — вздохнула я. — Но разве от твоего выбора ничего не зависело? — А мне без разницы было, оба симпатичные, на хороших машинах, с деньгами… — Женатые, — подсказала я. — Ошибаешься! Николай вдовец. — Значит, тебе повезло больше, чем этой Люде? — Люде не повезло в тот момент, когда Бог забыл ей вложить в голову мозги! — Ирка, не гордись! Я вижу, тебя терзает комплекс победителя. — И вовсе не комплекс! — обиделась в шутку Иринка. — В общем, поздно вечером у тебя есть шансы узнать о подробностях. Настрой свой радиоприемник… — При чем тут радиоприемник? Ты что, собралась в эфире вещать? — испугалась я. — Наташка, я шучу, — беззаботно пропела моя подруга. — Я позвоню тебе домой часиков в двенадцать. Умоляю, не засни до этого времени! — А пораньше не можешь? — Пораньше никак! Мы через полчаса встречаемся с Николаем! Спокойная, сосредоточенная речь Лизы звучала контрастом Иркиному воркованию. Парикмахер — самый, по Лизиному мнению, квалифицированный мастер в их салоне — поработал с моей фотографией. От пепельного цвета мне советуют отказаться, но взамен могут предложить несколько интересных нестандартных идей. — На какой день тебя записывать? — уточнила Лиза. — На четверг. Нет, на пятницу, — быстро ответила я, представив, как сообщу Глебу, мол, сегодня приду позже, после работы заскочу в парикмахерскую. Разве аллегория души имеет на это право? Следующий звонок был от музыкального доктора. У него тоже нашлись для меня некоторые интересные новости. — Инна Владимировна понемногу идет на поправку. — Я могу ее видеть? — Да… пожалуй. Мне показалось, что с мамой все не так хорошо, как доктор пытался представить в начале разговора. Бывают такие случаи — лекарства ликвидируют галлюцинации, но стоит перестать принимать их… — Скажите, она спрашивала обо мне? — Да, спрашивала. — Она по-прежнему считает, что я в Ганновере? — Нет. Я же сказал, что бред прекратился. Хотя пациентка еще слаба и апатична, с этим этапом лечения, я надеюсь, покончено. Мы условились, что я подъеду в клинику к семи. Удобнее было бы сделать это в половине восьмого, чтобы опять не идти на поклон к Любаше, но доктор объяснил, что его рабочий день заканчивается в шесть тридцать. Конечно, он может задержаться на полчаса, но не до бесконечности же. Пришлось остановиться на семи. Последним позвонил Глеб. Увидев на определителе его номер, я торопливо вышла из офиса. Не приведи господь привлечь внимание милейшего коллектива к обстоятельствам своей личной жизни! Им ведь дай только повод, только попади на язык… …Вчера вечером мы с Глебом расстались почти сразу. Выпили за помолвку по бокалу кьянти, а потом я попросила: — Иди… Оставшись одна, вышла на лоджию, которую наши знакомые, ничуть не преувеличивая, называли оранжереей, и долго поливала цветы. Город затихал, погружаясь в сон. Постепенно стало так тихо, что я различала журчание воды и звуки пересохшей земли, жадно впитывающей влагу. Лоджия заполнялась головокружительным ароматом озона… От озона кружилась голова. От счастья может разорваться сердце. В моем любимом фильме главная героиня признается подруге: — Мне было так хорошо, так хорошо, что хотелось умереть… Даже в самые лучшие минуты понимаешь: это пройдет. А что впереди — неизвестно. Расстаться с жизнью в самый счастливый момент — все равно что закончить песню на самой трудной и красивой ноте… Просто расстаться с этой унылой, пасмурной жизнью, превратиться в душу, способную подняться в небо и улететь. Улететь на поиски своего тела. Найти и слиться с ним навсегда… И что это вдруг случилось со мной? Вообще фантазии и порывы никогда не были свойством моей натуры. Я считала себя скорее рационалисткой, чем фантазеркой. Именно природный рационализм не позволял мне легко сходиться с людьми, тем более с мужчинами. Меня не трогали обычные знаки внимания — подарки, комплименты, красивые слова. Я прежде всего пыталась понять, что за человек передо мной. |