Онлайн книга «Игрек Первый. Американский дедушка»
|
На следующий день Георгий Антонович Гоголев, как положено каждому живому человеку, отправился на работу. И увидел внизу около гардероба свой портрет в траурной рамке, И соответствующие слова о безвременной кончине. Около некролога уже стояло несколько сотрудников. — Какой ужас! — Это его Иван Васильевич довел! — Точно, он угрожал Георгию сокращением! — Надо объявить часовую забастовку в память о жертве репрессий Ивана Васильевича! Гоша стоял перед некрологом, боясь шелохнуться. Но его, конечно, заметили. — Доброе утро! — от неловкости произнес Гоша среди полного молчания. Около него образовалось мертвое пространство. Близко подойти к покойнику опасались. — Как вы себя чувствуете? — спросил кто-то, мучаясь из‑за своей бестактности. Но Гоша был рад этому вопросу. — Превосходно! Никогда себя так хорошо не чувствовал! Снова таинственная пауза. — Значит, и там жить можно? — спросил сзади дрожащий женский голос. — Где? — с вызовом переспросил Гоша. — Ну вообще… Никогда еще Гоголев не чувствовал себя таким одиноким. — Там жить можно! — объявил он неестественным, трескучим голосом. — Ну да? — И гораздо лучше, чем здесь! Предчувствуя недоброе, на одеревеневших ногах, Гоша Гоголев зашел в свой отдел. — Здравствуйте, — осипшим голосом произнес он. Ему не ответили. Смотрели дикими глазами. Одна из коллег перекрестилась. Гоша сел за свой стол. — Мы вас сократили! — произнес Иван Васильевич. — Какое вы имели право? — в голосе Гоши послышались истерические нотки. — Вы сами умерли! — Я живой! — Не говорите глупости! Вас вчера похоронили! — Вы похоронили кого-то другого! — Это исключено! Радостный крик Костылевой: — Товарищи, это же брат покойного! Гоша как будто ждал такого поворота. Он сразу же извлек из кармана паспорт. — Вот мой паспорт! Иван Васильевич недоверчиво взял документ, сверил фотографию со стоящим перед ним человеком. — Это не доказательство! Не надо волноваться. Одни умирают, другие — рождаются! — Кто родился? — Степан Николаевич. Его оформили на ваше место. А ваша работа, даже когда вы были живой… Костылева стала шумно принюхиваться. Зажала двумя пальцами нос. — Товарищи, чувствуете, как мертвечиной несет? — Шли бы вы подобру — поздорову, — миролюбиво обратился к Гоше Иван Васильевич. — Куда? — Куда покойникам идти положено? Этого Гоголев не вынес и неожиданно схватил Ивана Васильевича. Тот издал леденящий душу крик: — Только без рук! Каждый встречный с одного взгляда на Серафима Терентьевича мог бы сказать, что направляется тот на любовное свидание. Почему? Ну, одет как джентльмен. Ну, букет роз в руке. Вероятно, исходила от американского дедушки некая аура, или сияние. Поэтому и оборачивались ему вслед с ироническими улыбочками. К счастью, Серафим Терентьевич этого не замечал, он-то ведь никому вслед не оборачивался! Зашел американец в подъезд дома, где жила дама его сердца. Приблизился к заветной двери, надавил на кнопку звонка. И сам испугался — так колотилось его сердце. А ведь не мальчик уже — это тоже каждый скажет. Открыла дверь женщина в бигуди, с несложившейся личной жизнью (тут и гадать нечего). — Вечер добрый! — любезно приветствовал ее дедушка. — Инга дома? Женщина в бигуди, ни слова не говоря, взяла у Серафима Терентьевича букет роз и с яростью стала лупить его цветочками по голове. — Ах ты, старый козел! Клубнички захотелось! Как таких земля носит! Серафим Терентьевич испугался, но не за себя, а за свою возлюбленную. — Где Инга? — вскрикнул он. — Где? — Где? У тебя на бороде! Козлятина! — с этими словами женщина захлопнула дверь. Знакомство с ней не доставило дедушке удовольствия. Глава 9 Звезда Гоголевых закатилась. Потеряв министерскую службу, окончательно утратил Гоша расположение Зои Сергеевны. Денис Ильич зачастил к ним в гости. Не желая возвращаться домой в позднее время, он приноровился оставаться у Гоголевых ночевать. Пришлось Гоше для удобства гостя переселиться к дедушке в маленькую комнатушку. Впрочем, тот вел таинственную гусарскую жизнь на стороне, проматывая последние доллары. Уходить из дома Георгий стремился пораньше, а приходить — попозже. И чувствовал, что никто там по нему особенно не скучает. Когда Георгий Антонович появлялся, Зоя Сергеевна в японском халате и Денис Ильич в адидасовском спортивном костюме ужинали в кухне. — Покойничек пожаловал! — объявлял Денис Ильич с набитым ртом. — Тсс… — прикладывала бывшая вдова палец к губам, но Денис Ильич не желал утихомириваться. — Жрет твой мертвец в три горла, а не работает! — Пусть питается! — А эмигрировать он не хочет! — Покойникам нельзя! — Почему? В цинковом гробу можно! Однажды Зоя Сергеевна объявила Гоше, что они о Денисом хотят оформить свои отношения. И добавила в свое оправдание: — Ты ведь между небом и землей… — Хочешь, чтоб я улетел на небо? — спросил Гоша. Такая грусть была в его голосе, что Зоя Сергеевна рада была бы сама провалиться сквозь землю. Одна отрада оставалась у Георгия Антоновича: его могилка. Только на кладбище он отходил душой. Заботливо ухаживал Гоша за своей могилкой, как за живым существом. И природа не могла не откликнуться на такую привязанность цветами (таких красивых не было ни у кого на кладбище), яркой зеленой травой, будто подкрашенной. Ползал как-то Гоголев на корточках, занимаясь прополкой, и не заметил, что к нему от соседней могилы подошла молодая женщина в черном. — Добрый день! — она была задумчива. — А, — Гоша посмотрел на нее снизу вверх. — Мы с вами соседи. — У вас тут кто лежит? — Я сам. А у вас? — Гоша взглянул на соседнюю могилу. — Я. — Девушка печально улыбнулась. — Нам надо подружиться. Мы еще долго будем соседями. — Вечность. — Не меньше. |