Онлайн книга «Обман Инкорпорэйтед»
|
– Через пару минут ты о ней забудешь. Самое большое достоинство этого дела. Пока человек занят им, его можно подпалить, пырнуть ножом и убить, а он и не заметит, пока все не кончится. Барбара прислонилась к стене и начала снимать туфли и носки. – Ну? Надеюсь, ты тоже примешь участие. Настолько-то ты джентльмен. Верн медленно снял ботинки и носки. Барбара расстегнула рубашку и положила ее на стол, к другой одежде. – Тебе что-то мешает? – спросила она. – Нельзя идти на эксперименты с доверием. А вдруг меня попросят выпрыгнуть в окно? Так что остальное я лучше оставлю на себе. – Как хочешь. А я разденусь. Доставлю себе удовольствие хотя бы тем, что избавлюсь от липких тряпок. – Она завела руки за спину, расстегивая бюстгальтер. Бросила его поверх рубашки, на ту же кучу тряпок поверх ночного столика. Верн разглядывал ее. – Мило. – Да ладно. Давай уже поторопимся. А то я так зла, что могу и передумать. – Правда? – Конечно. Придумать бы только, чем еще заняться. Вот в чем вся беда. Жара превращает в животное. Сводит все к самым примитивным потребностям. – Да, а это оригинальная форма развлечения. Барбара закончила раздеваться, собрала вещи и сложила их на ночной столик. – Так куда лучше. Может, нам стоит бегать нагишом всю неделю. Пока не придут китайцы. – А что подумает Карл? – сказал Верн, пробуя матрас ногой. – Как бы он не ослеп от нашей наготы. – Ничего, привыкнет. Ну, что? Готов? – Она поглядела на часы. – У нас есть пять часов до прохлады. Как думаешь, мы сможем растянуть это дело на столько? – Всему есть пределы, даже мощи Верна Тилдона. Барбара опустилась на постель и повертелась на ней, устраиваясь. – А знаешь, тут, внизу, прохладнее. Я уже не чувствую себя такой липкой, и кожа не чешется. – Она положила голову на руку, следя за Верном. – Есть в этом какая-нибудь мораль? – Мораль есть во всем. – Верн посмотрел на нее. – А как же дверь? Ты в самом деле собираешься оставить ее открытой? – А кто придет? – Никто. Но ты должна сделать снисхождение моим моральным устоям. Я ведь пожилой человек и привык делать все определенным порядком. – Он закрыл дверь, а потом опустился рядом с ней на постель. – Разве это не по-твоему? – О чем ты? – Не знаю. Ты против этого не возражаешь, а? – У нее перехватило дыхание. – Осторожнее, черт тебя подери! – Возражаю? О нет. – Он добавил: – А знаешь, ты и впрямь раздалась с годами. Очень мило. – Спасибо. Тогда раз ты получаешь больше, то и платить будешь дороже. – А ты изменилась с прошлого раза. – Конечно, – ответила Барбара. – Мир жесток. – Странно, – сказал Верн. – Казалось бы, тут впору зажариться, а я чувствую себя едва не окоченевшим. – И я. Зато я больше не нервничаю и не волнуюсь. – А что теперь? – Да ничего. Просто оставь меня в покое ненадолго. – Она закрыла глаза. – Когда закроешь глаза, становится темно, как ночью. Верн, по-моему, мы с тобой отличаемся от других людей. Нам нравится темнота и холод. Мы любим жить за опущенными шторами. Солнечный свет нас раздражает. В этом есть что-то символическое. А Карл все носится где-то там, снаружи. – Сегодня тебе какое-то время казалось, что и ты не прочь побегать по солнышку. – Да, пробежала бы метров десять и упала замертво. А теперь дай мне спокойно полежать с закрытыми глазами. Не дразни меня. Видишь, я расслабилась и отдыхаю. Надо бы порекомендовать всем пациентам нервных клиник заниматься этим. Это дело творит чудеса. – Это же моя теория. Я сам живу по ней уже много лет. – Знаю, – ответила Барбара. Верн заглянул ей в лицо, такое близкое, но понять, что оно выражает, не мог. Ее глаза были закрыты. Он наклонился вперед и слегка коснулся губами ее лба. Она нахмурилась. – Прекрати! Без глупостей. – Вот как? Странно! Значит, против моих поцелуев ты возражаешь, а все остальное – пожалуйста. – Остальное мне нравится. В конце концов, у меня уже почти шесть месяцев ничего не было. – И у меня почти столько же. Большинство девушек, которые работают в Компании, интересуются только моей шкурой, как трофеем, чтобы повесить ее на стену. – Борьба. Ты дрожишь за свою шкуру, а девушка – за драгоценность, которой она больше всего гордится. – Стоит им тебя запереть, и они бросают работу. Такова психология работающей женщины. Для них это способ выбраться из мясорубки. Другое дело девушки из колледжа. С ними все наоборот. Брак только мешает им получать удовольствие от жизни. – Тебе тоже. Вот почему ты из ничего можешь раздуть целую историю. Верн согласился. – А как же я? По-моему, ни под одну из этих категорий я не подхожу. – Такое тоже бывает, – признал Верн. Помолчал. Потом сказал: – Ну что, может, хватит на сегодня? Продолжим как-нибудь в другое время. – Не будь таким самонадеянным. В другой раз мне, может, не захочется. Так что пользуйся, пока есть возможность. Который сейчас час? Я не вижу часов. – Еще четыре часа у нас есть. Все идет, как предполагалось. Ну что, продолжим? – Ради бога! – сердито отозвалась Барбара, слегка поерзав. – Начинай уже. – Да, как говорится, синица в руках лучше журавля в небе. – Или, как ты еще любишь говорить, в море полно рыбы. Верн кивнул. Наконец он сказал: – Знаешь, прости. Но даже если мы просидим здесь еще месяц, у меня все равно ничего больше не выйдет. – Он ждал ее реакции. Но она молчала. Просто лежала с закрытыми глазами и глубоко дышала. – С тобой все в порядке? Ответа не было. – В чем дело? – спросил Верн. Ее лицо было странным, оно как-то подергивалось. Мускулы вокруг рта напряглись, сжались. Потом задвигались. – Ради бога, скажи что-нибудь. В чем дело? – Верн. – Да? Что не так? – Верн, что-то случилось. – Что могло случиться? – Не знаю. – Распахнув ресницы, она уставилась на него широкими от ужаса глазами. – Пусти меня. Он помог ей встать. Она стояла, дрожа, прижав кулаки к щекам. – В чем дело? Тебе плохо? Она потрясла головой. – Не знаю. Может, все дело в психологии. – Она попыталась улыбнуться. – Сама не знаю. – Тебе нигде не больно? |