
Онлайн книга «В твоих пылких объятиях»
— Ты, значит, полагаешь, что я способен научить твоего сына бог знает чему? Думаешь, я растлю его, как в свое время растлили меня? Лицо Ричарда исказилось, он замолчал и, ни слова не говоря, вышел из комнаты. Пытаясь сдержать охватившие его чувства, Ричард вышел в холл, подошел к камину и, положив руку на мраморную каминную полку, несколько раз глубоко вздохнул. Если бы Элисса только знала… Но она не узнает. Не должна узнать! Он услышал шаги и повернулся. Ему хотелось видеть Элиссу, но в то же время он боялся прочесть в ее взгляде непонимание и осуждение. На лестнице стоял Уил. В его глазах отражались страх и удивление. Что бы там ни случилось между ним и Элиссой, ребенку об этом знать не следовало. Изобразив подобие улыбки, Ричард направился к мальчику, который тоже улыбнулся ему, хотя улыбка получилась невеселая. — Боюсь, мое отсутствие вызвало в доме целый переполох, — сказал Ричард, присаживаясь на ступеньку рядом с мальчиком. Несмотря на мрачные мысли, которые одолевали Ричарда, он не мог не признать, что при виде Уила его охватили теплые отеческие чувства — так, во всяком случае, ему казалось: ведь, как совершенно справедливо утверждала Элисса, собственных детей у него никогда не было. Оглянувшись, Уил с заговорщицким видом прошептал: — Мама, наверное, на тебя тоже рассердилась? — Рассердилась, и даже очень, — вынужден был признать Ричард. «Вот именно, что очень, — подумал Ричард. — Уж не приревновала ли она меня, чего доброго, к Антонии? Да нет, этого не может быть. Разве она не понимает, что Антония не стоит даже ее мизинца?» — Не надо было мне ругаться, — пробормотал Уил. — Да и мне не стоило этого делать, — сказал Ричард и с улыбкой протянул мальчику руку. — Нам следует заключить с тобой договор — никогда не ругаться, как бы ни были мы разозлены или опечалены. Мужчина должен и поступать, и говорить; как джентльмен, — при любых обстоятельствах. Идет? Уил кивнул, и они с серьезным видом пожали друг другу руки. Потом Уил вздохнул и сказал: — Мама запретила мне кататься верхом до конца недели. — Я знаю. — Тебя она тоже наказала? — Так, как тебя? Нет. — Черт… — Уил осекся и прикрыл ладошкой рот. — Я просто хотел сказать, что, по-моему, это несправедливо. — Взрослых наказывают по-другому. — До чего же мне хочется поскорее стать взрослым! … Ричард с теплым чувством посмотрел на ладного, смышленого парнишку, которого он с радостью стал бы называть не пасынком, а сыном. Интересно, что думал о нем, Ричарде, его собственный отец? Должно быть, ничего хорошего. Сэр Блайт-старший считал сына причиной всех своих несчастий, как будто это он, Ричард, принудил его жениться на своей забеременевшей вне брака матери, чтобы таким образом прикрыть грех и избежать огласки и скандала. Поднявшись со ступеньки, Ричард произнес: — На твоем месте, Уил, я бы не торопился расставаться с детством. Когда человека лишают детства, это значит, что его наказывают. А такое наказание куда хуже того, что придумала тебе мать. — Куда это ты собрался? Можно и мне с тобой? — спросил мальчик, с мольбой посмотрев на Ричарда. — Нет, нельзя. Я отправляюсь в такое место, где тебе вряд ли понравится, — негромко сказал Ричард и с этими словами вышел из дома. Всю первую половину дня Элисса прождала Ричарда, недоумевая, куда это он опять запропастился. Она хотела попросить у него прощения за то, что была чрезмерно сурова с ним из-за произнесенного им в запале на конюшне ругательства. Кроме того, ей хотелось извиниться и за свои, как ей казалось, детские капризы, надутые губы и сцену, которую она устроила ему вчера вечером, когда они возвращались от Седжмора. Ей также очень хотелось понять, отчего Ричард, беседуя с ней, неожиданно замолчал и вышел из комнаты. За этим скрывалась какая-то тайна, и Элисса пока еще не знала, как коснуться этого деликатного предмета, не обидев ненароком мужа. В общем, отношения Элиссы с мужем складывались в тот день таким образом, что ей меньше всего хотелось видеть у себя дома посторонних, но так уж случилось, что именно в это время в Блайт-Холл неожиданно пожаловал мистер Седжмор. — Добрый день, мистер Седжмор, — ровным голосом произнесла Элисса, стараясь скрыть недовольство, которое овладело ею при виде неожиданного визитера. — У вас все хорошо, миледи? — вместо приветствия сказал Седжмор. — Уж очень вы бледны. — Не привыкла поздно ложиться. — Разумеется, как я только не подумал? — произнес Седжмор с улыбкой, которая его отнюдь не красила. Элисса уселась в кресло и жестом предложила Седжмору занять другое, напротив. — Вы приехали, чтобы обсудить со мной какое-нибудь дело? — Дело? Только не сегодня! Заметив, как Элисса нетерпеливо постукивает по столу пальцами, Седжмор приподнялся на стуле, сделав вид, что намеревается уйти. — Если я не вовремя, тогда я, пожалуй, по… — О нет, что вы, пожалуйста, оставайтесь, — сказала Элисса, погрешив против правды ради соблюдения этикета. Что бы там ни думала Элисса о Седжморе, он был человеком богатым и влиятельным, к тому же ее соседом, и разумнее было его не задевать и отношений с ним не портить. — Хочу поделиться с вами кое-какими наблюдениями на вчерашнем вечере, — произнес Седжмор, откидываясь на подушки кресла. — Дело в том, что разговоры, которые вчера вечером вел ваш муж, немало меня удивили и даже смутили. — Он сказал мне, что нет в Англии человека, который бы не любил слушать сплетни из жизни королевского двора. Мистер Седжмор захихикал. — Что ж, в каком-то смысле он прав. Дочери сэра Джона уж точно были заинтригованы его рассказами. Но еще больше самим рассказчиком. — Ричард может быть очень обаятельным, если захочет. — Вчера, по-видимому, он очень этого хотел, я бы сказал, даже слишком. Элисса принужденно улыбнулась. — Это все издержки жизни в Лондоне. Он слишком долго был при дворе. — Принимая во внимание издержки, о которых вы упомянули, скажите, его поведение не вызывает у вас раздражения? Или неприятия? Ведь, как говорит пословица, яблоко от яблони недалеко падает. — О семье мужа я почти ничего не знаю, — равнодушно произнесла Элисса, хотя разговор постепенно стал вызывать у нее интерес. — По-моему, он не любит вспоминать прошлое. — И недаром. — Какие же тайны он хранит? — Ну… я всего, разумеется, не знаю. Так, слышал кое-что. |