Онлайн книга «Удивительная жизнь Эрнесто Че»
– Оставьте, я не ребенок! Леа, как известно, говорила только по-чешски, она не поняла его слов и продолжила, и тогда Рамон резко отвернулся. Хелена положила руку на плечо Лее: – Давай лучше я… Она села, подцепила немного пюре, но Рамон и не подумал открыть рот. – Вы должны есть, чтобы набраться сил, – сказала по-французски Хелена, – и тогда сможете все делать сами. Он долго смотрел на нее, как будто пытался понять, с кем имеет дело, и наконец подчинился. Процесс пережевывания и глотания давался ему с невероятным трудом, он тяжело дышал, съел совсем немного и покачал головой: «Больше не могу…» – Довольно, – сказал Йозеф. – Отдыхайте. Все вон, нас здесь слишком много. Леа, вы будете дежурить, вас сменит Тереза, потом придет Хелена. Рамон знаком попросил Йозефа наклониться. – Я хочу походить, – шепнул он ему на ухо. – Сейчас вы не сможете. Нужно еще подождать. Рамон упрямо покачал головой, приподнялся на локтях и встал. Йозеф и телохранитель помогли ему сделать несколько шагов по коридору. На самом деле он не шел – его несли. Даже это крошечное усилие далось ему невероятным трудом, но он оттолкнул их руки, шатаясь вернулся в палату и рухнул на кровать. Поскольку других пациентов у Йозефа не было, он смог прочесть скопившиеся номера «Журнала практикующего врача», навел порядок в кабинете и переделал множество других дел, на которые ему вечно не хватало времени. Сурек привлекал его к составлению ежедневного отчета, проявляя в этом деле излишнюю дотошность: – Прага обожает детали. Я не могу ограничиться фразой «Он чувствует себя плохо», необходимо объяснить, как протекает болезнь, что именно вы делаете, с какими трудностями сталкиваетесь и каков прогноз. – Вы хотите, чтобы я нарушил врачебную тайну, лейтенант? – Пациента вам доверила госбезопасность, считайте себя призванным на военную службу. Наши жизни не важны, когда речь идет о национальных интересах. Мы ведь не вмешиваемся в ваши действия – просто хотим знать что и как. Йозеф понимал, что отвертеться не получится: покой, увы, дается только мертвым. Он перечислил Суреку болезни, названия микробов и бактерий, объяснил, какие анализы берет каждый день, какие результаты получает и какие выводы делает. Сурек записывал все слово в слово: – Помедленнее, доктор… Можете повторить по буквам слово «гипогликемия»? [120] Йозеф сообщил, что ему не хватает лекарств, и Сурек оторвался от бумаг: – Это так важно? – Процесс лечения затягивается из-за того, что Центральная аптека предлагает нам устаревшие препараты. Для важных персон лекарства заказывают в Швейцарии или Австрии, значит нужно доставить из Англии изопреналин и американский антибиотик доксициклин. – Я не могу этого написать! – Он вам нужен живым или мертвым? – Сколько «и» в слове «доксициклин»? В первый раз Сурек дал Йозефу прочесть свой отчет, боясь, что наделал ошибок в медицинских терминах. Ему страшно не хотелось опозориться перед начальством. За ужином Тереза и Хелена рассказали Йозефу, что Сурек донимал их вопросами, даже угрожал, требуя, чтобы они стали его информаторами. Йозеф так разъярился, что немедленно отправился к гэбисту и вошел, не постучав: – Не смейте вмешивать в это дело мою жену и дочь! Они вынуждены помогать, потому что вы лишили меня команды. – Мой отчет должен отражать реальное положение дел, и я обязательно отмечу ваши неподобающие настроения, можете не сомневаться! Рамон не просто удивлял – он поражал Йозефа. Впервые за свою карьеру практикующего врача он увидел больного, который, находясь на грани комы, поднимался как робот и не чувствовал усталости, словно его тело и рассудок существовали отдельно друг от друга. Любой другой на его месте лежал бы пластом на кровати, чтобы сберечь последнюю искорку энергии, а этот плевать на все хотел и никого не слушал. Йозеф пришел в палату, чтобы сменить Терезу на ночном дежурстве. – Он периодически бредит, – тихим голосом сообщила она. – Температура очень высокая. Йозеф пощупал лоб больного, взял его руку, чтобы посчитать пульс, и Рамон приоткрыл глаза: – Ну что, док, как я сегодня? – Это у вас нужно спросить. Утром вы выглядели уставшим. Скорее всего, из-за хлорохина, я ввел вам лошадиную дозу. – Йозеф вставил в уши стетоскоп и закрыл глаза, чтобы сконцентрироваться. – Я хочу кое-что проверить, но у нас нет нужного оборудования, так что мы перевезем вас в Пардубице – им недавно достался рентгеновский аппарат для лучевой диагностики последнего поколения. Сделаем снимки, а там посмотрим. Рамон вздохнул. – Легкие у меня не слишком здоровые, в одном наверняка остался застарелый туберкулезный очаг. – Именно это мне и нужно выяснить. Не беспокойтесь, туберкулез лечится. – Сомневаюсь. Не усердствуйте, я не хочу быть вашей лабораторной крысой. Рамон спал, дыхание у него было поверхностным, так что грудь едва поднималась. Хелена сидела на стуле у кровати и читала при свете ночника. В санатории царила тишина. Хелена почувствовала на себе взгляд Рамона, подняла голову, и он вымученно улыбнулся. – Как вы себя чувствуете? – Бывало и лучше. – Хотите пить? – Пожалуй. Хелена налила в стакан воды и помогла ему напиться. Рамон положил ладонь на ее руку, и она почувствовала, что у него сильный жар. – У вас снова поднялась температура. – Как ваше имя? – Я Хелена, дочь доктора Каплана. – Вы медсестра? – Нет, но кое-что умею и часто помогаю отцу. Рамон закрыл глаза, и она вернулась на свое место. – Что за книга? Хелена прочла низким голосом: Мне тяжко умирать и жить постыло, Я понимаю, что гублю себя, Но гибели избегнуть не желаю. Однако даже на краю могилы Я верю в то, что счастлив был, любя: Что только страсть, мучительница злая, Нам на земле дарит блаженство рая; Что девушки прекрасней нет нигде, Чем ты, о недруг мой непримиримый; Что прав Амур, судья непогрешимый, И сам я виноват в своей беде. С такою верой я свершу до срока Тот путь, которым к смерти недалекой Меня твое презрение ведет, |