Онлайн книга «Удивительная жизнь Эрнесто Че»
– Могу я вас кое о чем попросить, Йозеф? – Конечно, Рамон. – Давайте послушаем Гарделя. – Что вам поставить? – «В день, когда ты меня полюбишь», если она у вас есть… Йозеф оценил выбор знатока, нашел пластинку, завел патефон и опустил рычаг. – Вот увидите, это настоящая поэзия, – пообещал Рамон Хелене. Йозеф вернулся к столу, и все приготовились слушать. В комнате зазвучал теплый бархатный голос Гарделя. Рамон тихо повторял слова, так что остальные могли читать по его губам: В день же, когда ты полюбишь меня, Роза нарядится в лучшие платья! Праздник любви лучшим цветом своим Встретит она вместе с нами в объятьях. Звон колокольный и голос ветров, Песни фонтанов, глашатаи счастья, Всем возвестят – ты навеки моя! – Знаете, Рамон, а ведь Йозеф – великолепный танцор, – сказала Тереза. – Перестань. – Прошу вас, порадуйте меня, – попросил Рамон. Йозеф поправил галстук и протянул Терезе руку. – Пригласи дочь, она танцует лучше меня. Он повернулся к Хелене. – Мы так давно не танцевали вместе, Йозеф… – Считай это моим извинением, дорогая! – Пеняй на себя. Хелена встала, и они медленно закружились в танце. Каждое движение сливалось с музыкой, невозможно было понять, кто ведет, они напоминали принца и принцессу из фильма. Рамон следил взглядом за чудесной парой, приоткрыв от восхищения рот. Песня закончилась, и танцоры замерли на месте. Рамон зааплодировал: – Браво, это было потрясающе! Йозеф поставил другую пластинку. – Хочешь потанцевать? – спросила Хелена, обращаясь к Рамону. – Я ужасно неуклюжий, ты меня запрезираешь. Они закончили ужин под музыку – впервые за все время жизни в санатории. – Где вы научились так танцевать танго? – спросил Рамон. – Просто смотрел на других, специально меня никто не учил. Наверное, это природная склонность. Вальс и танго – моя старая страсть, – признался Йозеф. – В этой стране танго танцует только мой отец, – фыркнула Хелена. – Научишь меня? – Я не большой мастер по части танго. – Наша сегодняшняя прогулка стала для меня лучшим лекарством. Надеюсь, мы сможем это повторить? – Если отец согласится. Упрашивать Йозефа Рамону не пришлось – он дал свое благословение, поставив два простых условия: быть благоразумным и надевать шапку и шарф. – Нужно подыскать ему подходящую обувь, его туфли совсем прохудились, – сказала Хелена. – Это сущее безобразие! – воскликнул Йозеф. – Вам ни в коем случае нельзя простужаться. – Какой у тебя размер? – Сорок первый. – Как у Людвика, – обрадовалась Тереза, – я дам вам его ботинки. – Вам обязательно быть на «ты»? – поинтересовался Йозеф, когда Рамон ушел к себе. – Мне это не нравится. – Не придирайся, ему так проще. Рамон теперь каждый вечер ужинал с Капланами, предпочитая их общество трапезе в своей монашеской комнате в компании Сурека. Йозеф ставил несколько пластинок Гарделя, и они ели под музыку, но не танцевали. Аппетит у Рамона был хороший, он не стеснялся просить добавки, спрашивал, как называется на чешском каждое блюдо, и запоминал с первого раза – память у него была феноменальная, а вот произношение хромало. Он выучил около сотни слов и складывал из них фразы, чтобы делать комплименты Марте. Акцент Рамона ужасно веселил кухарку, и она с удовольствием его поправляла, а он часто приходил на кухню, где царил ремонтный хаос, и заказывал свои любимые блюда. Очень скоро они с Йозефом перешли на «ты». – Так проще, согласен? У Йозефа получилось не сразу, но Рамон не сдавался, и в конце концов профессор и пациент привыкли «тыкать» друг другу. Раз в неделю Рамон совершал обязательную парикмахерскую процедуру. Его фальшлысина быстро зарастала густым черным пушком. Обязанности Фигаро выполнял телохранитель: он набрасывал Рамону полотенце на плечи, смачивал голову водой и осторожно выбривал «тонзуру», а потом подравнивал волосы ножницами. Сурек, сидевший напротив, смотрел на фотографию в уругвайском паспорте и руководил. Рамон гляделся в зеркало, проверяя, достаточно ли он похож на заурядного человечка, снявшегося на документ, и удовлетворенно замечал: – Esta perfecta, hombre [127] . Каждый день, около трех, Рамон устраивался в одном из больших кресел в холле и ждал Хелену. Он открывал узкий томик в мятой белой обложке, который всегда носил в кармане, и прочитывал одну-две страницы или просто сидел, глядя в никуда. Иногда он что-то писал в зеленом блокноте, перетянутом резинкой, а если кто-нибудь проходил мимо и спрашивал, как идут дела, отвечал: «Не знаю…» Ему очень нравились тяжеленные ботинки Людвика, которые Тереза начищала до блеска. Рамон говорил: «Не морочь себе голову, оно того не стоит!» – но ей доставляло удовольствие заботиться о нем. Рамон «унаследовал» и другие вещи Людвика – синюю куртку, шарф из толстой шерсти в коричневую и зеленую полоску, шапочку в тон шарфу и подшитые кожей хоккейные перчатки. Он смотрел в окно, как стаивает снег на террасе, как обнажаются сосны в лесу – одним махом, встряхнув ветвями, как попавший под дождь пес. Нескончаемая зима сдавала свои права. Потом появлялась Хелена: «Пошли?» Она заматывала ему шею шарфом, натягивала поглубже шапочку, и они отправлялись на прогулку. Спускались по дороге к кооперативу. Крестьяне махали им издалека, но никто не прекращал работать, чтобы поболтать. Они шли дальше, до поляны, расчищенной лесорубами, и садились на бревна, чтобы выкурить по сигарете. – По одной, – строго предупреждала Хелена. Рамон наслаждался процессом, докуривал сигарету до самого фильтра и пытался выклянчить еще одну, торговался, клялся, что никакого вреда не будет, совсем наоборот, но Хелена была непреклонна. Посидев, они не торопясь шли назад. – Скажи, Хелена, ты член компартии? – Спрашиваешь как друг или как партийный бонза? – Не издевайся, я никем и ничем не руковожу. – В этой стране коммунистов вешали и бросали в тюрьмы. Никто больше не верит в доктрину. Делают вид, чтобы не нажить неприятностей. – Разве это не печально? Ты уверена, что не ошибаешься? – Проведи выборы – настоящие, сам убедишься. – А чего хочешь ты? – Я сбегу при первой возможности. |