Онлайн книга «Когда бабочке обрывают крылья…»
|
На Инге блекло-голубой костюм – она словно сошла с картин Моне. Даже эта кобыла Наташа сегодня оделась к лицу. Бедный Денис! Что его ждет? Денис зашел в офис, и девицы замолкли. Смутившись, он направился в сторону Оленьки. Словно не веря своим глазам, он уставился на нее. От его восхищенного взгляда блузка Оленьки натянулась на груди, глазки подернулись поволокой, а в голосе появились придыхания. Не стесняясь, она принялась кокетничать. Удивительно, но даже это не портило ее. Нужно быть идеально красивой, чтобы не казаться смешной в подобной ситуации. Я вся превратилась в слух. Мне впервые было интересно – о чем можно шептаться битых сорок минут, ведь не о компьютерной программе? Чему он смеется? Что такого смешного Оленька могла ему рассказать? На мгновение я почувствовала звериную ненависть к ней, даже сама испугалась. Такие девушки, как Оленька, обычно берут себе самое лучшее, не напрягаясь. Все само плывет к ним в руки. Представив себя рядом с ней – коренастую, с лягушачьим ртом, оспинами на щеках, – я испытала горечь зависти. В эту секунду я, наверное, позеленела. Тут Оленька окинула меня наглым взглядом, словно прочитала мои мысли. Сегодня я не плелась домой, как обычно, а летела. Чувства переполняли меня, и все вокруг казалось мне симпатичным. Даже солнце светило ярче. Спустившись в переход, я прислушалась – уличный музыкант играл на скрипке. От нежных звуков защемило сердце, и захотелось плакать. Музыка была похожа на ту мечту, что всегда красива, но никогда не сбывается… Захотелось с кем-нибудь поговорить, спросить совета. Сегодня я ненавидела свое одиночество, но у меня нет подруг, и я впервые пожалела об этом. Лишь к одному человеку я могу зайти – к матери. Между нами никогда не было нежных отношений, душевной близости и тех невидимых нитей, что связывают мать и дочь. Но сейчас мне хотелось увидеть ее и поговорить – как дочь с матерью. Виной тому – моя влюбленность. Интересно, что из этого получится? Мать все детство стеснялась меня, стараясь со мной вместе не показываться. Случалось, что на улице нам встречались знакомые, – мать терялась, видимо, мечтая провалиться сквозь землю, и быстро прощалась. После этого словно дьявол вселялся в нее. Она говорила обидные вещи, ругала меня по понятным ей одной причинам, сетовала на то, что я маленькой не умерла. – Всем было бы легче: и тебе, и мне. Какая жизнь ждет тебя, ты хоть понимаешь? – спрашивала она, оправдываясь передо мной. – Все гордятся своими детьми, одна я должна стесняться. Я молчала, не зная, что возразить. В те минуты мне на самом деле хотелось умереть. Как жить дальше, если даже мама, родной человек, стесняется и не любит тебя? Мать все реже и реже выходила со мной на улицу. Собираясь в театр, она оправдывала себя: – Вряд ли тебе будет интересно. Она стояла передо мной, как на подиуме – подтянутая, элегантная, благоухающая французскими духами, этим еще больше подчеркивая пропасть между нами. Как я ненавидела ее в тот момент! После ухода матери я рвала на себе волосы и рыдала до полного изнеможения. Когда все слезы бывали выплаканы, я умывала лицо холодной водой и ждала мать. Та приходила такая счастливая, что я лишь молча завидовала. Красивой мать не назовешь, но она ощущает себя красавицей, что намного важнее. Девиз моей матери: поверь в свою неотразимость, тогда в нее поверят все остальные. Но это не про меня, если я начну вести себя как первая красавица, то в скором времени окажусь в дурке. Мать излучала столько чувственности и одевалась так элегантно, что не могла ни нравиться. Всю жизнь она занималась только собой и тратила деньги лишь на себя. Мне она покупала самые дешевые вещи, оправдываясь при этом: – Какая тебе разница? Все равно уже ничего не поможет. Новые дорогие туфли на ее стройных ногах становились еще красивее, а моя обувь выглядела словно ортопедическая. Мне тяжело жилось с матерью. Устроившись на работу, я сообщила ей об этом. – Если хочешь, то мы найдем тебе квартирку, – согласилась она. – Я помогу платить. Думаю, что тебе будет полезно пожить одной. Оторвешься от мамки, станешь самостоятельной. Я согласилась, но все вранье, что мне нужно оторваться от мамки. Никогда к ней я не была привязана. Насчет же моей самостоятельности, так я с десяти лет могла подогреть себе еду, поджарить яичницу, а в пятнадцать уже готовила обед. Не хвастаясь, скажу, даже лучше матери. * * * Мать лежала на диване с книжкой в одной руке и надкусанным яблоком – в другой. Она постоянно сидела на диетах, и в свои сорок с небольшим была еще очень привлекательной женщиной. Она так тщательно следила за собой, что все в ней было идеально: и изнеженное лицо, и пышные волосы, и руки, мягкие, в ямочках. Увидев ее, я даже зашлась от злости: она что, нарочно дразнит меня своим холеным видом? Поэтому и начала без предисловий: – Мама, как у вас с отцом все начиналось? Мать внимательно посмотрела на меня, прищурившись: – Что? Влюбилась? – догадалась она. Я опустила глаза. – Надо же, какая неприятность! – поморщилась мать. – Почему неприятность? Мать замялась на секунду, поняв, что не права и, улыбнувшись, попросила: – Расскажи о нем. – Он… такой, – зажмурившись, произнесла я. – Он такой красивый! – Горюшко мое, а попроще ты не могла выбрать? – заохала мать, уточнив, – Под стать себе. – Такого же урода? – спросила я резким голосом. – И кто будут наши дети? Франкенштейны? – Какие дети? Вы что, уже? – Нет, не уже. Он пока ничего не знает… – Милая, твой красавец, – мать запнулась, – он обращает на тебя внимание? – Нет, пока нет. – Ясно. И все же ты надеешься, что в один прекрасный день это произойдет? – тут мать совсем запуталась. – Даже и не надеюсь. – Зачем ты завела этот разговор? Какие дети? – удивилась мать. – Не знаю. Хотелось выговориться – только и всего. Могу я с родной матерью поговорить на такую тему? – Да, конечно, – смущенно закивала мать. – На то я и мать. – Мама, любят только красивых? – Как тебе сказать? Мужчины говорят, что любят женщину за ее душу, но почему-то душу они находят только у красавиц, – снисходительно ответила она. Терпеть не могу, когда со мной разговаривают таким тоном! Я разозлилась: – За что они тебя любят? Ты же не красавица – с точки зрения классических канонов красоты! Вот этого мне не следовало говорить! – Плевать мне на все каноны! – сдвинула брови мать. – И кто это сказал? Ты?! |