Онлайн книга «Три короба правды, или Дочь уксусника»
— И все равно в два раза дороже вышло. — Не дам я тебе денег. — Тогда пошли вместе в буфет. Мне надоело с ним про привокзальный буфет разговаривать. А она, дура, думает, что люстра может на публику упасть. И Артемий Иванович повис на Фаберовском. Поляк пожал плечами, и они вывалились в променуар. Из ложи, где должна была сидеть Сеньчукова с папашей-уксусником, вышел Дурново. — Вы сами подписали себе приговор, — сказал он, и из ложи дрожащий голос Сеньчуковой ответил: — Как вам будет угодно, ваше превосходительство. Фаберовский увидел, как лицо Петра Николаевича перекосилось со злобы, он сильнее распахнул дверь, чтобы хлопнуть ею на весь театр, но подошедший к ложе Феррейра де Абреу величественно подал ему монету, приняв за капельдинера, и вошел внутрь. * * * В буфете было много народу, но публика сторонилась столика, за которым восседали Фаберовский с Варенькой и Артемий Иванович. Многие предпочитали стоять, держа в руках бутерброд, чем приближаться к ним ближе чем на сажень. — Ты, Степан, мне настроение портишь! — на весь буфет выкривал Артемий Иванович, глядя на хмурую физиономию поляка. — Ты мне жизнь портишь! Господа, он портит мне жизнь! Подойдите сюда и взгляните на него! Публика отступила от столика еще на шаг, а все гвардейские офицеры и крупные чины исчезли из буфета, словно бы их там никогда и не было. Артемий Иванович встал, держась за спинку стула. — Своими постными харями вы все мне тут жизнь портите! — Это мы сейчас узнаем-с, кто кому жизнь портит, — сказал кто-то в толпе срывающимся от злости голосом. — Господа жандармы, вот сюда пожалуйте-с. Жандармы растолкали публику и, увидев Артемия Ивановича, стушевались на секунду, а затем стали внимательно и строго рассматривать публику. — Пойдем, что ли? — сказал один из жандармов видом посмирнее. — Еще чего! — ответил второй. — Видел, как Ерофеев и Пантелеев двоих сволокли. В приказ точно попадут. А мы с тобой чем хуже? Жандарм приосанился и гаркнул: — Кто тут нас зазря вызывал?! Никто не ответил. Только Артемий Иванович произнес в тишине, качнувшись к жандарму: — А давай, любезный, мы их всех в кутузку сволокем. До единого! Фаберовский понял, что пора вмешиватья. Надо было срочно отвлечь чем-то Артемия Ивановича, и поляк не придумал ничего лучше, как предложить пану Артемию показать почтенной публике, как лягушка икру мечет. Ему припомнился румын с дрессированной обезьяной на ярмарке в Петрокове. — Пан Артемий, — позвал поляк. — Покажи лучше… Уж как лягушка икру мечет, Артемий Иванович знал. Поэтому изображенная им картина — надутые щеки и красная от натуги рожа — вызвала бурю восторга. — Пусть пан Артемий покажет, как бабы в бане парятся! — Как чухонец дымоход чистит! — Как профессор прививки от дурости делает! Артемий Иванович растерялся. Хохот в публике смолк, только Варенька никак не могла остановиться, рыдая от смеха в платок. — У меня и шприца нету, господа, и купорос не разведен… — Тогда покажите, как немец часы заводит! — опять попросил кто-то и публика залилась смехом. — Как г-н Андреев на балалайке играет! — Как кайзер Бисмарка прогоняет! — Как г-жа Никитина с прививкой фею Драже пляшет! — Как мужик с медведем из-за улея дерутся. Последняя просьба была неразумной и потому последней — под взрывы гогота Артемий Иванович со словами «медведь победил, улей мой» надел просившему ведерко для шампанского на голову. Довольные жандармы тут же поволокли пострадавшего к Ширинкину. Приутихшая публика начала покидать буфет, когда из променуара появился штаб-ротмистр Асфендиаров, состоявший при бухарском эмире переводчиком. — Его светлость бухарский эмир Мир-Сеид Абдул-Ахад Богодур-хан милостиво жалует этому господину золотой орден Восходящей звезды 3-й степени! — объявил он и положил перед Фаберовским коробочку, скромно оклеенную коричневым дерматином. Публика разразилась аплодисментами. Артемий Иванович начал было кланяться, но тут его пьяный мозг пронзила ужасная мысль: хлопают не ему, хлопают поляку, которому вручили бухарскую звезду! Он посмотрел на Фаберовского налившимися кровью глазами и сжал кулаки. Но тут прозвенел звонок на второе действие и Фаберовский с Варенькой покинули буфет и отправились к себе на галерку, сопровождаемые капельдинером с ведерком и впихнутыми в него тремя бутылками шампанского. Артемий Иванович всхлипнул от обиды и побрел к себе в ложу. — Какой уморительный ваш Артемий Иванович, — сказала Варенька Фаберовскому, когда они отошли от буфета на достаточное расстояние. — Словно в цирке побывала. — Вы бы, Варенька, его в Египте видели, — вздохнул поляк. — У меня вон с тех пор пряди седые в волосах. Боюсь, что это представление еще не окончено. На лестничной площадке у входа на галерею они встретили Соломона. Застенчиво переминаясь с ноги на ногу, тот сперва предупредительно кашлянул, а потом прямо схватил Фаберовского за рукав и попытался оттащить его к окошку. Поляк брезгливо отстранился. — Ваше благородие, вы уж простите меня, я ведь тоже в некотором роде агент… внештатный… — краснея, сказал Соломон и искоса поглядел на Вареньку. — Полковник Ширинкин велел сообщить вам… Я у нас в академии… Я полковнику Секеринскому… Я не то, чтобы по службе, конечно, но по зову сердца. Неоднократно писал-с. Полковник разрешил нам поглядеть представление. — Вас с Леонидом пытали? — спросила Варенька. — Нет-с, Варвара Алексеевна, господа жандармы были очень учтивы и всего лишь милосердно наложили штраф. — На вас наложили штраф, а вы наложили в штаны, — Варенька засмеялась и взяла Фаберовского под руку. — Вас назвали большим пакостником, Соломон. Не могу не согласиться. Но нам до вас дела нету, мы идем в ложу, дальше цирк смотреть. Несмотря на присутствие в коридоре жандармов и еще нескольких агентов в штатском, Фаберовский все равно подпер дверь ложи верным сковородником — так оно надежнее будет. — А вы давно знакомы с Артемием Ивановичем? — спросила Варенька, когда поляк сел рядом с ней. — Мне кажется, что всю жизнь. По крайней мере, те счастливые времена, когда его не было рядом, я уже почти забыл. — Поляк поставил на чемодан с кассой бокалы и ведерко с шампанским. — Непохоже, чтобы вы всю жизнь служили в охране и сидели в пыльных ложах с этими сковородниками. Я вас прежде никогда здесь не видела. — А я здесь первый раз, — сказал Фаберовский. Он бесшумно откупорил шампанское и разлил по бокалам. — Если бы не чрезвычайная ситуация, меня бы сюда не пригласили, — поляк протянул Вареньке бокал. — Вы же сами видели, что сегодня везде творится. |