Книга Скандинавский детектив, страница 139 – Стиг Трентер, Ханс-Кристер Ронблом, Боб Алман, и др.

— Сейчас придет Харалд, — сказал я. — Он должен задать тебе несколько вопросов… — Я замялся. — Ты в состоянии с ним поговорить?

— А какая теперь разница? Пусть приходит…

Потом мы долго молчали. На стене висели две картины. Одна была написана в барочном стиле и изображала резвящуюся юную пару в райских кущах. Возможно, это были Дафнис и Хлоя. Не будь картина подлинным произведением искусства, ее можно было причислить к порнографии. Но Эллен Бринкман все равно осудила бы ее, не делая никаких скидок на искусство. Другая картина была написана в старой реалистической манере и изображала бескрайнюю ледяную пустыню. Где-то далеко на заднем плане навстречу ветру тяжело шагали два путника…

В дверь позвонили. Герман обернулся. Я остановил его взглядом и пошел открывать. Как и следовало ожидать, это был Харалд, но не один, а с Вальгравом. Я провел их в гостиную. Коротко и официально Харалд выразил свои соболезнования.

Герман поблагодарил. Вальграв сел на стул и приготовился вести протокол. Исподлобья он косился на Дафниса и Хлою.

— Я пойду, — сказал я.

— Нет, останься, — сказал Герман. — Я хочу, чтобы ты остался.

Я посмотрел на Харалда. Тот согласно кивнул. Я снова сел в кресло и закурил. Харалд извинился — пожалуй, слишком витиевато — за то, что, несмотря на весьма прискорбные обстоятельства, он вынужден задать несколько вопросов. Герман ничего не ответил.

— Фру Хофштедтер ушла вчера после следственного эксперимента из «Альмы» примерно в двадцать часов, — начал Харалд. — Вы ее провожали?

— Мы расстались возле университета, у южного входа, — ответил Герман. — С тех пор я больше ее не видел.

На несколько секунд в комнате воцарилась тишина.

— Больше не видел, — повторил Герман.

— Куда пошла фру Хофштедтер? — спросил Харалд.

— На филфак. Во всяком случае, так она сказала.

— У вас были основания подозревать, что она пошла не туда?

— Откуда я знаю, куда она пошла на самом деле?

— Могла она назначить кому-то свидание?

— Не знаю.

— У вас не было на этот счет каких-то подозрений?

Герман долго молча смотрел в окно, потом выдавил:

— Да, подозрения у меня были.

— С кем, по-вашему, у нее могло быть свидание?

— Я ничего не знаю наверняка. Она не рассказывала мне про своих поклонников. Мне казалось, что Хилдинг Улин — уже пройденный этап, но ведь чем черт не шутит! Иногда я был почти убежден, что это Эрик Бергрен. А иногда подозревал Эрнста. И даже Рамселиуса. — Он рассмеялся беззвучным презрительным смехом. — И почти всех филологов без исключения! И Гренберга, и Ларсона…

— Уже поздно ночью я пришел к Эрику Бергрену. У него сидел Эрнст. Но никто из них не видел Марты. И тогда я вспомнил… вспомнил…

Голос у него сорвался.

— Да? — спросил Харалд.

— И тогда я вспомнил, что во время следственного эксперимента Марта упрекала Йосту за невнимание к ней. Больше у меня сомнений не оставалось. Значит, он ее интересовал. Он часто приходил к нам. Гораздо чаще, чем я бывал у него. И когда Марты не было дома, оставался недолго. А при ней просиживал до самой ночи.

— У Йоста в Лунде осталась семья, — возразил я. — Здесь ему, конечно, одиноко. И нет ничего удивительного, что он любит ходить в гости. У нас он тоже часто бывает.

— Ты не видел их вместе, — ответил Герман. — И не знаешь, о чем они говорят. Он никогда не показывал, что она ему нравится, и уже одно это делает его поведение подозрительным. Кстати, несколько раз они даже приезжали сюда вместе. До такой наглости Хилдинг, во всяком случае, не доходил.

— Следовательно, вы подозреваете свою жену в том, что она находилась с Петерсеном в отношениях, которые несовместимы с ее положением замужней женщины? — спросил Харалд.

Герман повернулся и в упор посмотрел на Харалда. По том последовал ответ, в котором звучало отчаяние:

— А на черта вам мои подозрения!

Харалд спокойно посмотрел Герману в глаза.

— Возвратимся к тому, что делала ваша жена вечером в день убийства. Я хотел бы узнать, не говорила ли она, когда собирается вернуться домой.

— Нет, — отмахнулся Герман. — Она никогда этого не говорила. Как правило, она возвращалась домой не позднее одиннадцати; несколько раз приходила в половине двенадцатого, самое позднее — в двенадцать. Я не помню случая, чтобы она пришла после двенадцати.

Герман стиснул челюсти, быстро подошел к столу, схватил пачку, достал сигарету и глубоко затянулся. Харалд молча перелистывал записную книжку. Вальграв внимательно рассматривал свои ботинки и лишь временами косился на Дафниса и Хлою. Герман сделал еще несколько затяжек, опустил голову на грудь и закрыл глаза. Потом смял сигарету, не глядя, бросил ее в пепельницу и сел в кресло. Он тяжело дышал. Харалд оторвался от своей книжки и поднял на него глаза.

— Что вы сами делали вчера вечером? — спросил он.

— Я? — переспросил Герман. — Работал.

— Дома?

— Конечно.

Казалось, Герман утратил всякий интерес к тому, что происходило вокруг.

— Мы звонили вам в двадцать двадцать, — сказал Харалд, — но никто не ответил.

Герман молчал, наклонившись вперед и глядя в пол.

— Где вы были в это время? — не отставал Харалд.

Герман поднял голову.

— Что вы сказали? В двадцать двадцать? То есть в половине девятого? Я был в Юридикуме.

— Но вы только что сказали, что сидели дома и работали!

— Да. — Герман отбросил волосы со лба. — Простите. Я хотел сказать, что сначала был в Юридикуме. Отправился туда после следственного эксперимента. А потом пошел домой.

— Когда вы ушли из Юридикума?

— Не помню. Я пробыл там недолго. Только забрал материалы, нужные для работы дома. Должно быть, я ушел оттуда еще до девяти.

— Вы пошли прямо домой?

— Да, прямо домой.

— А потом выходили из дому?

— Около двух ночи, — мрачно буркнул Герман. — Я искал Марту. Вечером она всегда возвращалась домой. Всегда. Я боялся, что с ней что-то случилось.

Харалд хотел что-то сказать. Но я сделал ему знак помолчать.

— Послушай, Герман, — начал я. — Эрик Бергрен утверждает, что видел тебя возле «Каролины» вчера вечером примерно в половине десятого.

Герман выпрямился и взглянул на меня отсутствующим взглядом.

— То есть когда убили Марту?

— Ну, мы еще точно не знаем, когда ее убили, — заметил Харалд. — Но, во всяком случае, это не исключено.

Глаза Германа превратились в маленькие щелочки. Он исподлобья взглянул на Харалда.