
Онлайн книга «Воды слонам!»
— Именно, — отвечает Август, даже не пытаясь сдержаться. — А пошли бы вы куда подальше, — я спрыгиваю с платформы, еще раз ощупываю руку и с гордым видом ухожу прочь. — Якоб, постой, — смеется, нагоняя меня, Август. — Не сердись! Я над тобой просто малость подшутил. — Подшутили? Он же мог отхватить мне руку! — У него нет зубов. Приостановившись, я пялюсь на гравий под ногами. Наконец до меня доходит, и я продолжаю свой путь. Насей раз Август уже не пытается меня нагнать. Вне себя от ярости, я иду прямо к ручью и опускаюсь на колени рядом с рабочими, моющими зебр. Одна из зебр пугается, принимается ржать и высоко вскидывает полосатую морду. Человек, держащий ее за повод, пытается с ней справиться, то и дело бросая на меня недовольные взгляды. — Вот черт! Что это у тебя? Кровь? Я осматриваю свою одежду. Она вся в пятнах крови от потрохов. — Да, — отвечаю я. — Я кормил кошек. — Да чем ты вообще думаешь, черт тебя дери! Хочешь, чтобы она меня прикончила? Я ухожу вниз по ручью, оглядываясь, пока зебра наконец не успокаивается. Тогда я наклоняюсь и смываю с рук кровь и львиную слюну. Вернувшись через некоторое время к поезду, на платформе рядом с клеткой шимпанзе я вижу Алмазного Джо. Из закатанных рукавов серой рубахи торчат волосатые мускулистые руки. Шимпанзе сидит у него на бедре, лакомясь смесью зерен и фруктов, и глядит на нас блестящими черными глазами. — Помочь? — спрашиваю я. — Не-а, я почти закончил. Слышал, Август наколол тебя со стариной Рексом. Я готов взорваться, но замечаю, что Джо не улыбается. — Поостерегись, — говорит он. — Может, Рекс и не откусил тебе руку, но уж Лео-то отхватит, как пить дать. Не понимаю, почему Август тебя туда послал. За кошками ходит Клайв. Может, хотел поставить тебя на место? — Умолкнув, он заходит в клетку, пожимает шимпанзе лапу — и лишь тогда закрывает дверь и спрыгивает с платформы. — Послушай, я тебе вот что скажу. Август чудной, но не из тех чудаков, над которыми все посмеиваются. Любит, чтобы помнили, что главный здесь он. Ты с ним поосторожней. К тому же иногда на него находит, если ты понимаешь, о чем я. — Пожалуй, понимаю. — Что-то я сомневаюсь. Но еще поймешь. Скажи, ты вообще ел? — Нет. Он указывает рукой в сторону Передового отряда. Там прямо вдоль путей накрыты столы. — Повара приготовили нам что-то вроде завтрака. И коробочки с сухим пайком. Не забудь взять — похоже, до вечера мы уже не остановимся. Бери, пока дают, как я всегда говорю. — Спасибо, Джо. — Да не за что. Я возвращаюсь в наш вагон с коробочкой, где обнаруживаю сэндвич с ветчиной, яблоко и две бутылки напитка из сарсапарели. На соломе рядом с Серебряным сидит Марлена. Увидев ее, я откладываю коробочку в сторону и медленно подхожу к стойлу. Серебряный лежит на боку и, судя по тому, как поднимается и опускается другой его бок, дышит неглубоко и часто. Марлена уселась возле его головы, поджав под себя ноги. — Ему не лучше? — спрашивает она, поднимая на меня глаза. Я качаю головой. — Не понимаю, как это ему так быстро похудшало. — Голос у нее до того тонкий и тихий, что кажется, будто она вот-вот заплачет. Я присаживаюсь рядом с ней. — Всякое бывает. Вы тут ни при чем. Она гладит коня по морде, проводит пальцами по впалым щекам и подбородку. Веки у него подрагивают. — Ему можно еще как-то помочь? — спрашивает она. — В поезде — больше никак. Даже при более благоприятном стечении обстоятельств особо ничего не сделаешь — остается лишь кормить и молиться. Взглянув на меня и заметив мою руку, она приглядывается повнимательнее: — Боже правый! Что случилось? Я опускаю глаза. — Да так, ничего. — Как это ничего? — возражает она, поднимаясь на колени. Взяв меня за руку, она поворачивает ее так и этак, пытаясь поймать луч света, пробивающийся сквозь щели между досок. — Совсем ведь недавно. Ну и синячище тут будет! Больно? — она проводит ладонью, такой мягкой и прохладной, по расползающемуся под кожей лиловому пятну. Волоски на коже встают дыбом. Я закрываю глаза и сглатываю. — Да нет, на самом деле, я… Раздается свисток, она оглядывается на дверь. Я тут же высвобождаю руку и поднимаюсь. — Два-а-адцать минут! — гудит откуда-то со стороны первого вагона низкий голос. — Два-а-адцать минут до отправления! В открытую дверь просовывает голову Джо. — Эй, нам пора загружать лошадок. Ой, простите, мадам, — говорит он Марлене, снимая шляпу. — Не знал, что вы здесь. — Ничего, Джо. Джо застывает в неловком ожидании прямо в дверном проеме. — Дело в том, что нам нужно бы начать прямо сейчас, — отчаявшись, повторяет он. — Так начинайте, — отвечает Марлена. — На этот перегон я останусь с Серебряным. — Нет, так нельзя, — быстро вставляю я. Она поднимает голову и смотрит прямо на меня, обнажив длинную белую шею. — Это еще почему? — Когда мы загрузим остальных лошадей, вы окажетесь в ловушке. — Ничего страшного. — А если что-то случится? — Ничего не случится. А если что, я проберусь по их спинам. — Она устраивается на соломе, вновь поджав под себя ноги. — Ну, не знаю, — колеблюсь я. Но Марлена смотрит на Серебряного так, что становится понятно: с места она не сдвинется. Я оглядываюсь на Джо — он сердито поднимает руки вверх, показывая, что сдается. Еще раз покосившись на Марлену, я устанавливаю разделитель и помогаю завести в вагон остальных лошадей. Алмазный Джо не ошибся: перегон оказался длинным. Поезд останавливается только вечером. С отъезда из Саратоги-Спрингз мы с Кинко и словом не перемолвились. Сомнений нет никаких: он меня ненавидит. Не то чтоб я его обвинял — тут уж Август постарался за нас обоих, но, по-моему, объяснить это Кинко все равно не получится. Чтобы не мешаться у него под ногами, я провожу время с лошадьми. Кроме того, меня беспокоит, что там, в западне, за этими животными весом под тысячу фунтов каждое, осталась Марлена. Когда поезд тормозит, она легко перебирается через лошадиные спины и спрыгивает на пол. Из козлиного загончика выходит Кинко, глаза его тревожно вспыхивают, но он тут же с напускным безразличием переводит взгляд на дверь. Мы с Питом и Отисом выводим и поим лошадей, верблюдов и лам. Алмазный Джо и Клайв вместе с рабочими зверинца отправляются ко второй части поезда, чтобы заняться обитателями клеток. Августа нигде не видно. |