
Онлайн книга «Итальянское каприччио, или Странности любви»
![]() — В какую роль? Она просто выполняла свои профессиональные накатанные приемы. Тут скорее просто риск, смелость. — Нет, ты ошибаешься, им запрещено, если нет надежной страховки. А тут сработало всеобщее внимание, сознание, что именно ей выпало сделать гвоздевой номер, и она вошла в раж. У нее чисто актерское нутро, то, что в цирке называют куражом. Так не каждый может. — Пожалуй, — вяло отозвалась Ирина. — Пойдем к тебе или ко мне? — спросил Олег Иванович. — Давай еще немного посидим. Небо потрясное, в городе такое не увидишь. И воздух изумительный. У меня от переизбытка кислорода голова весь день кружится. Представляешь, через пару лет, когда заработает комбинат, здесь все будет отравлено, придется ходить в респираторах, лес побуреет и погибнет, люди начнут болеть, у девок появятся всякие женские болезни, и они перестанут беременеть, пригонят зэков, которым тюрьму заменят на химию. — Не стоит драматизировать в такую-то ночь. — А та, вторая, тоже работала на актерском нутре, по-твоему? Мне не показалось, — сказала Ирина. — Она спортсменка-разрядница, тут все проще, и но и сложнее. — Что ты имеешь в виду? — насторожился голос Ирины. — Возможно, я ошибаюсь, но в этой задире много еще нераскрытого, чего она и сама не подозревает. Впрочем, к съемкам это не имеет отношения. — Кажется, ты хотел бы помочь ей раскрыться? — Если бы я не знал тебя, то подумал, что ты ревнуешь. — Но ведь ты так не думаешь? — Нет. — И правильно делаешь, потому что мне даже нравится, что эти сикушки тебя возбудили. — Даже так? — Да, потому что в итоге все достанется мне, не так ли? Аня дернулась. Андрей придержал ее. — Ну что ты, — прошептал он. Олег Иванович и Ирина ушли. — Я бы слезла и показала ей сикушек, — взорвалась Аня. — Аня, будь выше. — Мы и так выше! — И она облегченно рассмеялась. — Я люблю тебя! — тихо произнес Андрей. Аня затихла. Николай так и не сказал ей этих слов… — Не надо, Андрюша. — Люблю. Как только увидел там, на дороге. — Много ты там мог увидеть в темноте — взъерошенную, грязную, злую девицу. — Тогда луна светила. Я люблю тебя! Аня поуютнее устроилась в его объятиях. Его рука снова легла ей на грудь, но сейчас она легким движением отодвинулась и сказала: — Я должна тебе признаться. — В чем? — Я сказала тебе неправду. — Когда? — насторожился Андрей. — Там, на перекрестке, в ту ночь… — Да?.. И Аня, ничего не скрывая, не стараясь оправдать себя, рассказала ему, так же, как и Кате, все, начиная с письма Николая, панического бегства из Москвы и кончая идиотской историей с «Волгой»… — Бедная ты моя, бедная, сколько же ты пережила, — прошептал Андрей, целуя Аню. Она почувствовала, что сейчас от его ласки, понимания, нежности разревется. Она закрыла глаза, крепко обняла его и поцеловала в губы, как когда-то целовала Николая, пока не перехватило дыхание и не поплыла голова. — Мы сейчас свалимся с этого насеста, — шепнула она и полезла первой вниз. — Ты куда? — Спускаюсь на землю, — ответила Аня. Они подошли к ее вагончику. Аня поднялась по лесенке, открыла дверь и сказала: — Входи. Он вошел. Аня заперла дверь, почему-то шепотом сообщила; — Катя сегодня не ночует, — и, закинув руки ему на шею, принялась жадно и страстно целовать его. Аня проснулась, когда солнце заглянуло в окно вагончика. Как в первый день, на столе стоял букетик полевых цветов в банке, под ним лежала записка. Аня сонно улыбнулась, взяла цветы, сунула в них нос, вдыхая еще сохранившийся слабый аромат луга. Потом поставила банку на место и прочитала записку. «Доброе утро! Люблю. Твой Андрей». «Мой Андрей, — подумала она с горечью, — на пятнадцать дней…» А что потом? Может, остаться еще на полмесяца? Нет, невозможно — она уже написала родителям, что едет в Мисхор, и просила присылать ей письма туда, до востребования. Аня взглянула на часы. На завтрак уже опоздала. Она откинулась на подушку. Что, если написать родителям всю правду и остаться здесь еще на две недели? А что написать? Об Андрее? Родители еле-еле оправились после истории с Николаем, которого никогда не видели, но заочно недолюбливали. Теперь взвалить на них еще одного? И что она им напишет? Что любит? Этого она и сама не знала. Скорее всего, не любит. А что же тогда? Подоспела надобность переспать? Как им объяснить, что у нее к нему огромная нежность, благодарность и еще что-то, сродни материнскому чувству. Аня вернулась мыслями к прошедшей ночи… Андрей был таким пронзительно-нежным, заботливым в каждом жесте, в каждой мелочи, что она растерялась — ничего подобного она не испытывала и просто не могла предположить, что так бывает. Бедный, он так волновался, что его била дрожь. И когда наконец он решился и неловко вошел в нее, все сразу и закончилось. Он страшно смутился, готов был от стыда заплакать. Тогда Аня, обнимая и успокаивая его, сама, словно опытная женщина, прижалась к нему, ласкала, проводя кончиками пальцев от сосков к паху, пока с облегчением не почувствовала, как стремительно возрождается в нем желание. Второй раз все получилось замечательно, почти так, как когда-то с Николаем… Господи, как долго воспоминания о нем будут преследовать ее? И все-таки сейчас она воскрешает в себе ласки и порыв Андрея — не Николая! Никогда Николай не проявлял благодарности и нежности… Аня закрыла глаза — захотелось понежиться, поваляться. Неутомимость и неутоленность Андрея словно кричали: «Я всю жизнь ждал только тебя!» И хотя Аня понимала, что в действительности все не так, ей было так хорошо, так спокойно, как никогда прежде. Она еще раз взглянула на часы и усилием воли заставила себя встать. …Банкет по поводу окончания съемок и отъезда телевизионщиков устроили прямо в столовой. Цигалев пытался придать всему официальный характер, даже взял на себя роль доморощенного тамады, но после второй рюмки никто его не слушал — пошло сплошное братание, остроты, обмен адресами, приглашения. Натка сидела рядом с Олегом Ивановичем и натужно смеялась каждой удачной и неудачной шутке, но глаза напряженно следили за Аней и Андреем, притулившимися в самом конце длинного стола. Даже Ирина как будто отмякла и подобрела, во всяком случае, глаза ее лучились, а лицо сияло ослепительной, прямо-таки голливудской улыбкой. — И чего она директорствует? Могла бы сниматься в кино, была бы второй Элизабет Тейлор, — шепнул Андрей. |