Онлайн книга «Движущиеся картинки»
— Извините, — сказал Виктор. — Прошу прощения, что вмешиваюсь, но ведь это не имеет значения — разве демоны не могут нарисовать черное небо и звезды на нем? Все на миг остолбенели. Достабль оглянулся на Бригадира. — Не выйдет, — сказал тот. — Они то, что видят, нарисовать толком не могут, обязательно что-нибудь перепутают. Представляю, как они изобразят то, чего не видят… Достабль почесал нос: — Я, пожалуй, готов с ними договориться. Рукоятор пожал плечами: — Ты не понял, господин Достабль. На что им деньги? Они их просто съедят. Стоит только приказать им рисовать то, чего здесь нет, и ждите… — А может, представим все так, что дело происходит в полнолуние? И светит ну очень полная луна? — предложила Джинджер. — Хорошо придумано, — сказал Достабль. — Мы поставим карточку, на которой Виктор говорит Джинджер: «Какая яркая сегодня луна, бвана!» — Давайте попробуем, — дипломатично ответил Солл. Наступил полдень. Голывудский холм млел под солнцем, что обсосанный желтый леденец. Рукояторы вращали ручки, взад и вперед с восторженным рвением носилась толпа статистов. Достабль клял всех по очереди. Была снята первая в истории Кинематографии картинка, где три гнома, четыре человека, два тролля и одна собака едут на одном верблюде, причем все до одного в ужасе кричат, чтобы он остановился. Виктора подвели к верблюду познакомиться. Тот обмахивался длинными ресницами и медленно пережевывал нечто, похожее на мыло. При этом он лежал, подобрав под себя колени, и всем своим видом показывал, что рабочее утро у него выдалось очень долгое и что он не из тех верблюдов, которые позволяют человеку садиться им на голову. На сей момент он успел лягнуть уже троих. — Как его зовут? — опасливо спросил Виктор. — Мы зовем его Злобный Сукин Сын, — сказал недавно назначенный вице-президент по отношениям с верблюдами. — Что-то не похоже на верблюжье имя. — Для этого верблюда имя самое подходящее, — заверил его погонщик. — А что плохого в том, чтобы быть сукиным сыном? — включился в разговор некто третий. — Я сам сукин сын. Мой отец был сукин сын. Понятно тебе, ты, козел в засаленной ночной рубашке? Погонщик нервно ухмыльнулся, взглянул на Виктора, повертелся на месте. За ними никого не было. Он глянул вниз. — Гав, — сказал Гаспод и помахал огрызком хвоста. — Ты сейчас не слышал, кто-то там что-то сказал? — настороженно спросил погонщик у Виктора. — Нет, — ответил Виктор. Нагнувшись вплотную к верблюжьему уху, он прошептал — на случай, если данная особь могла отличаться особой, голывудской жилкой: — Слушай, я — друг, договорились? Злобный Сукин Сын дернул плотным, как ковер, ухом [11] . — А как на нем ездят? — спросил Виктор. — Когда хочешь, чтобы он шел вперед, обругай его и стукни палкой, а когда захочешь, чтобы он остановился, обругай его и стукни палкой со всего размаху. — А что делать, когда хочешь, чтобы он повернул? — Ну-у, это уже из Учебника Второго Уровня. Лучше всего слезть и повернуть его вручную. — Приготовиться! — рявкнул Достабль в мегафон. — Итак, подъезжаешь к палатке, соскакиваешь с верблюда, сражаешься с огромными евнухами, врываешься в палатку, выволакиваешь девушку, вскакиваешь на верблюда и уносишься прочь. Понял? Справишься? — Что еще за огромные евнухи? — спросил Виктор. Один из огромных евнухов застенчиво поднял руку. — Это я, Морри, — сказал он. — А, привет, Морри. — Привет, Вик. — И я, Утес, — сказал второй огромный евнух. — Привет, Утес. — Здорово, Вик. — Все по местам, — приказал Достабль. — Что тебе, Утес? — Э-э, я тут думал, господин Достабль… Какова моя мотивация в этой сцене? — Чего? Мотивация? — Да. Э-э. Мне это очень нужно, чтобы, э-э… — А как тебе такая мотивация: не сделаешь то, что нужно, — уволю? — Идет, господин Достабль, — ухмыльнулся Утес. — Так, — сказал Достабль. — Все готовы… крути! Злобный Сукин Сын неловко развернулся и, взбрыкнув ногами под непонятным верблюжьим углом, припустил вперед замысловатой рысью. Ручка крутилась… Воздух сверкал. И тут Виктор проснулся. Ему казалось в тот миг, что он медленно выплывает из некоего розового облака или, быть может, из прекрасного сновидения; вытесняемое светом дня, оно покидает твое сознание, оставляя тебе жгучее чувство утраты, когда безотчетно знаешь — как бы ни было прекрасно то, что готовит тебе день грядущий, ничто не может сравниться с безвозвратно утекающим сновидением. Виктор закрыл и открыл глаза. Образы стали блекнуть, потом исчезли. Все мускулы болели, словно он и в самом деле недавно натрудил их. — Что случилось? — невнятно спросил он. Потом опустил глаза. — Вот это да. Вместо верблюжьей шеи его глазам предстала едва прикрытая девичья попка. Так, подумал Виктор, мои дела явно идут на поправку. — Почему, — спросила ледяным тоном Джинджер, — я лежу на верблюде? — Понятия не имею. А у тебя были другие планы? Она соскользнула на песок и попыталась поправить свой наряд. В эту минуту оба заметили, что окружены зрителями. Здесь был Достабль. Здесь был племянник Достабля. Здесь был рукоятор. Здесь были статисты. Здесь были разнообразные вице-президенты и другие чины, вызванные к жизни самим фактом сотворения движущихся картинок. Здесь был Чудо-Пес Гаспод. И у каждого, кроме пса, хихикающего себе втихомолку, был разинут рот. Рукоятор продолжал машинально крутить ручку. Потом уставился на собственную руку так, словно уличил ее в чем-то неприличном, и остановился. Достабль тем временем успел совладать с собственным трансом. — Ух ты! — сказал он. — Вот канальство! Ну и дела! — Магия, — выдохнул Солл. — Чистая магия. Достабль пихнул рукоятора в бок: — Все успел снять? — Снять что?! — в один голос спросили Джинджер и Виктор. И вот тогда Виктор увидел сидящего на песке Морри. В руке тролля зияла внушительного вида дыра. Утес пытался зашпаклевать ее чем-то. Поймав взгляд Виктора, Морри состроил жалостливую гримаску. — Ты чего? Думаешь, стал Коэном-Варваром, да? |