Онлайн книга «Дневники няни»
|
— Это зависит от того, что ты подразумеваешь под едой. ЕСЛИ назвать ужином горсть крекеров и пару тортеллини без соуса, тогда я сыта по горло. — Куда пойдем? — Ну… Я задумываюсь. — Единственные заведения, где кухни еще открыты, — это кафе при гостиницах и пиццерии. Выбирай. — «Пицца» звучит неплохо. Как по-твоему? — Все, что не в этом здании, звучит потрясно! — Садись на мою куртку, — предлагает он, закрывая пустую коробку из-под пиццы. Ступеньки Метрополитен-музея заледенели, и холод просачивается сквозь джинсы. — Спасибо. Я подкладываю под себя голубую ткань с начесом и провожу взглядом вдоль Пятой авеню, пока не натыкаюсь на мерцающие огоньки отеля «Стенхоуп». Г.С. вытаскивает из бумажного пакета мороженое в белой коробочке. — Ну, как работается на девятом этаже? — Тоскливо и странно. В этой квартире столько же праздничного тепла, сколько в морозилке, а снеговик бедняги Грейера в одиночестве висит в его шкафу, потому что она не позволяет ему повесить игрушку где-то еще. — Да, она всегда казалась мне слишком нервозной. — Ты и понятия не имеешь, каково это, а с проклятыми праздниками… уж лучше каждый день заниматься строевой подготовкой под началом сержанта… — Да ну, неужели все так плохо? — удивляется он, подталкивая меня коленом. — Прости? — Я часто сидел с детьми именно в этом доме. Покормишь их, поешь сам, поиграешь в игры… — О Господи, какое отношение это имеет к моей работе? Я провожу с этим ребенком больше времени, чем его собственные родители! Я чуть отодвигаюсь от Г.С. и обиженно шмыгаю носом. — А как насчет уик-эндов? — У них кто-то есть в Коннектикуте. Они остаются с ним наедине только по пути туда и обратно, да и то по ночам, когда он спит! И никогда не собираются всей семьей. Я думала, они ждут праздника, чтобы побыть вместе, но нет! Миссис N. целыми днями в бегах, а нас гоняет по всему городу, лишь бы выпихнуть собственного ребенка из дома! — Но сейчас повсюду столько классных развлечений, особенно для малышни! — Ему четыре года! Он заснул на «Щелкунчике», «Рокетс» [37] напугали его до смерти, а пока мы три часа ждали в очереди, чтобы посмотреть на Санту в «Мэйси», бедняга весь покрылся крапивницей. Но в основном мы торчим в очередях в туалет. Повсюду. И такси не найдешь, и… — По-моему, ты определенно заслужила мороженое, — объявляет Г.С, вручая мне ложку. Меня одолевает смех. — Извини, но за последние сорок восемь часов я впервые говорю с человеком, не нагруженным пакетами. Просто это Рождество меня немного достало. — Не говори так! Подумай, какое это чудесное время года! И нам определенно повезло жить в большом городе: столько огней и людей вокруг. Он показывает на сверкающие рождественские украшения вдоль Пятой авеню. Я тычу ложечкой в мороженое и гоняюсь за карамельным завитком. — Ты прав. Еще две недели назад я бы сказала, что это мой любимый праздник. Мы передаем друг другу мороженое и любуемся рождественскими венками в окнах «Стенхоупа» и маленькими белыми лампочками, горящими над навесом. — Похоже, ты из тех, кто любит праздники. Я краснею. — Ну… День древонасаждений, пожалуй, единственный, когда я отрываюсь на всю катушку. Он придвигается ближе. — Все еще считаешь меня мудаком? — Я никогда не говорила, что ты мудак, — улыбаюсь я в ответ. — Вернее, мудак по ассоциации. — Скорее… АААААААА!!! ОН МЕНЯ ЦЕЛУЕТ!!!!!! — Привет, — тихо говорит он, почти касаясь моего лица губами. — Привет. — Не можем мы, ну пожалуйста, начать сначала и навсегда-навсегда забыть «Доррианс»? Я снова улыбаюсь. — Привет, я Нэн… — Няня! Няня! — Она самая. Что? — Твоя очередь! Бедный Грейер, ему в третий раз приходится возвращать меня со ступенек Метрополитен-музея, где мой мозг, кажется, постоянно обосновался. Я передвигаю пряничного человечка из оранжевого квадрата в желтый. — Так и быть, Гров, но это последняя партия, а потом придется примерить одежду. — О Господи! — Ну же, не капризничай, это очень весело. Можешь устроить для меня небольшой показ мод. На кровати громоздится весь гардероб Грейера, оставшийся с прошлого лета, и мы пытаемся определить, что еще годится для носки: нужно же как следует снарядить его к каникулам. Я понимаю, что ему вряд ли захочется проводить таким образом свой последний день со мной, но приказ есть приказ. Убрав игру, я становлюсь на колени и помогаю ему надевать и снимать шорты, рубашки, плавки и самый крохотный в мире синий блейзер. — Ой! Слишком мала! Больно! — ноет он, оглядывая ручонки, перехваченные, как сосиска в булке, резинками белой футболки «Лакост». — Ладно-ладно, я уже снимаю, потерпи. Я извлекаю его из футболки и протягиваю крахмальную сорочку от «Брукс бразерс». — Эта мне не слишком нравится, — говорит он, покачивая головой, и медленно добавляет: — Думаю… из нее я уже вырос. Я осматриваю пуговки на рукаве и жесткий воротничок. — Тут ты прав. Действительно вырос. Наверное, тебе больше не следует ее носить. Я заговорщически подмигиваю, складываю отвергнутую одежку и присоединяю к груде таких же. — Няня, мне скучно, — хнычет он, сжимая ладонями мои щеки. — Больше никаких рубашек. Давай поиграем в «Кэнди лэнд»! — Ну пожалуйста, еще разочек, Грейер! Я натягиваю на него блейзер. — А теперь пройдись по комнате, туда и обратно! Давай посмотрим, какой ты шикарный! Он смотрит на меня как на сумасшедшую, но все же отходит, оглядываясь каждые несколько шагов, дабы убедиться, что тут нет никакого подвоха. — Ну же, малыш, жми! — ору я, когда он доходит до стены. Грейер оборачивается и с подозрением взирает на меня, пока я не вскидываю воображаемую камеру и начинаю делать снимки. — Давай, малыш, давай! Ты просто класс! Покажи, на что способен. Он картинно раскидывает руки. — Йо-хо! — визжу я, словно Арнольд Шварценеггер, который уронил свое полотенце, выходя из ванной. |