Онлайн книга «Неснятое кино»
|
– Стеценко Екатерина! – протрубила рыжая. – А вот это тебе, Андрюша, – не поворачивая головы, сообщил Деветьярову Шленский. – Дарю. Откуда? – Советский Союз! – отчеканила Стеценко. – Это видно, что Советский Союз, – парировал Шленский. – Дальше. – Даля Кричулите, Каунас. – Ольга Шефер, Павлодар. – Блондинка, похожая на худенькую Мэрилин Монро, сделала шутливый книксен. – Андрюша, – бросил через губу Шленский, – держись. – Держусь. Из последних сил, – ответил Деветьяров. – Александра Жукова, Москва, – бесстрастно произнесла та, что в упор не увидела Шленского. – Очень приятно, – сказал он. – Мне тоже, – ответила Жукова. – Анна Лаврушина, – завершила церемонию знакомства по виду самая старшая из девушек. – Петербург. – Ну что же. Леонид Михайлович Шленский. – Леня раскланялся, Веснина из Барнаула зааплодировала и сама же прыснула со смеху. – Андрей Николаевич Деветьяров. Тоже Советский Союз. Будем ставить с вами финальное шоу. Андрей Николаевич, вы готовы? – Всегда готов! – ответил Деветьяров. Шленский сидел в номере, закрыв лицо руками. – Я – Ирина Черышева, – говорил женский голос. – Я приехала из Саратова. Учусь в текстильном институте на вечернем отделении. Очень люблю Виктора Цоя и группу «Кино», сама тоже сочиняю песни и пою их. Шленский открыл глаза и с ненавистью посмотрел на экран монитора. – Снимаюсь уже два года, – кокетливо сообщила оттуда Черышева. – Я считаю, что женская красота… Шленский нажал на паузу, лицо говорившей застыло в неестественной улыбке. Шленский включил обратную перемотку и, убрав звук, запустил пленку с начала. Черышева, сидя на фоне собственных фотопортретов, что-то говорила. В отдельности от текста она уже не казалась безнадежно глупой. Поймав живой момент, Шленский снова остановил пленку и принялся изучать лицо на экране. – Ну, начали, – сказал Деветьяров и пальцем босой ноги включил магнитолу. Он стоял напротив восьмерки девушек посреди спортзала. – Поехали, вместе со мной. Деветьяров начал разминку. – Меня зовут Даля Кричулите, я из Каунаса. Мне двадцать лет, работаю продавцом в художественном салоне, люблю живопись, особенно импрессионистов. В детстве занималась танцами… Шленский курил, слушая и одновременно рассматривая фотопортреты литовки, разложенные на диване. – В работе фотомодели привлекает возможность выразить себя. Шленский перемотал пленку и пустил ее снова. – Меня зовут Даля Кричулите… – Даля! Спинку держать! – Положив руки на грудь и лопатки, Деветьяров нежно поправил девушке осанку. – Ножку выше! Потерпи, потерпи… – поглаживая бедро Лаврухиной, уговаривал он. – Прогиб больше! – требовал он, приобняв Кузнецову. – Андрей Николаевич! – позвала Жукова. – Подстрахуйте и меня! – Непременно, – пообещал Деветьяров. – Ольга Шефер, город Павлодар. Мне девятнадцать лет, учусь в техникуме. Люблю кино, особенно американское, с Чаком Норрисом. Мечтаю стать кинозвездой! И любительница Чака Норриса сделала глазки. Шленский хохотнул и быстро перемотал на фразу назад. – Мечтаю стать кинозвездой! – повторила свой номер Шефер. – Ой, – сказал Шленский и перемотал снова. Ольга Шефер сидела на полу спортзала и вместе с другими, открыв рот, смотрела на Деветьярова, выделывавшего коленца уже чистым соло. Он танцевал, кувыркался и стоял на ушах под визги и аплодисменты восторженных девушек. – Ну, как? – спросил Шленский. – Замечательно! Деветьяров сидел в его номере, вытянув ноги. – То есть? – не понял Шленский. – Малинник, – пояснил Деветьяров. – А по делу? – раздраженно уточнил Шленский. Деветьяров вздохнул: – До дела еще не дошло. – Кончай ты ваньку валять! – прикрикнул Шленский. – Ты что, сам не видишь? – спокойно поинтересовался Деветьяров. – Не слепой, – ответил Шленский. Он лежал на диванчике, обложенный грудой книг и бумаг. – Не Бродвей. Деветьяров развязал узелок на шнуре, стягивавшем волосы, и конкретизировал: – Клуб «Красная макаронина»!.. – Сочувствую. – Шленский быстро дописал что-то в тетрадку и сел. – Слушай, я все придумал! Это история Золушки! Понимаешь? Они все – Золушки! А принц – один! – Опять я? – печально догадался Деветьяров. – Ну конечно! – подтвердил Шленский. – Конкурс – это бал во дворце! Наутро одна уйдет с бала принцессой, а остальные… Понимаешь? – Шленский был на подъеме. – Нужно будет сделать с ними пять-шесть пластических номеров о любви, раскрутить на рассказы о себе… – Еще раз, – попросил Деветьяров. – Что «еще раз»? – не понял Шленский. – Ну, вот это: «Нужно будет…» – что? – Сделать пять-шесть пластических номеров, – медленно повторил Шленский. – С кем? – спросил Деветьяров. – С ними. – А чего так мало? – спросил Деветьяров. – Давай шестнадцать. – Хватит шести, – мрачнея, сказал Шленский. – Слушай, Гайдай, ты что, серьезно? – осведомился Девятьяров. – Ну, – сказал Шленский. – Ну говори, говори… – Ленчик, – Деветьяров стал серьезен, – я тебя умоляю. Я сам все станцую. – На фиг ты мне сдался! – взвился Шленский. – Мне они нужны! Они! – Ленечка… – Деветьяров заговорил мягко, как с больным. – Давай по порядку. Жукова: реакции нет. Рыжая, халда, руками до полу не достает. Беленькая – ну сексапильная такая… – из нее в детстве мозжечок выпал, она в пространстве не ориентируется. Кузнецова заторможенная. В музыку из всех попадает одна литовка. Но только в медленную. Кто там еще, на твоем Бродвее? С грудью? Это, Ленечка, девушка твоей мечты, но ты извини: она в полном зажиме. И еще маленькая, шпана, и эта… ленинградка без темперамента. Все, Дягилев. Они ходить не умеют, а ты – «шоу»!.. – Научи, – сказал Шленский. – Ты для того и зван. Деветьяров взвился: – Из общества инвалидов позови! – Знаешь что? – тоже взвился Шленский. – Кто меня уговаривал сюда ехать? Горбачев? Приехал – работай! – Aгa! – закричал Деветьяров. – Сейчас! Сейчас папа бросит все дела и пойдет чинить самолетики! |