Книга Маскарад, страница 57 – Терри Пратчетт

Агнесса зажгла свечу и вместе с Пердитой продолжила путь во мрак.

Шоколадный Восторг С Особым Кремом-Секретом пошел на ура и таял на глазах.

– Еще, господин Зальцелла? – любезно предложил Бадья. – Первый класс, а? Я должен поздравить госпожу Скобу.

– Следует заметить, блюдо не лишено некоторой пикантности, – заметил главный режиссер. – Вам добавить, сеньор Базилика?

– Мммф.

– Госпожа Эсмеральда?

– Не откажусь, – матушка передала свою тарелку.

– Здесь определенно есть корица, – заметил переводчик. Рот его обрамляла коричневая каемка.

– Да, и, пожалуй, немного муската, – согласился Бадья.

– А я думал… это кардамон? – поднял бровь Зальцелла.

– Нежное и в то же самое время острое, – взгляд Бадьи слегка затуманился. – И забавным образом… согревающее.

Перестав жевать, матушка бросила подозрительный взгляд на тарелку. Потом понюхала ложку.

– Мне это, э-э… только кажется или блюдо и вправду горячит? – спросил Бадья.

Зальцелла вцепился в подлокотники. На лбу у него заблестели бисеринки пота.

– А не открыть ли нам окно? – проговорил он. – Я чувствую себя немного… странно.

– О, пожалуй, – согласился Бадья. Зальцелла приподнялся, но вдруг на его лице мелькнуло озабоченное выражение. Он резко сел.

– Наверное, я еще чуточку отдохну. Как-то я… разволновался, – сказал он.

– О боги, – выдохнул переводчик. Казалось, его шею объяло легкое облачко пара.

Базилика вежливо похлопал своего помощника по плечу, издал бодрое бурчание и принялся делать призывные жесты в направлении полуопустошенного блюда с шоколадным пудингом.

– Мммф? – произнес он.

– О боги, – повторил переводчик.

Палец господина Бадьи прошелся по воротничку. По щекам хозяина Оперы заструился пот.

Оставив всякую надежду добиться какой-либо помощи от сраженного коллеги, Базилика деловито потянулся вилкой к блюду, ловко подцепил его и подтащил к себе.

– Э-э… да, – промямлил Бадья, стараясь не смотреть на матушку.

– О да… воистину, – словно из неведомой дали, выдохнул Зальцелла.

– О боги. – Глаза переводчика увлажнились. – Аи! Меу деус! Дио мио! О годен! Д'зук ф'т! Ааго-рахаа!

Сеньор Базилика опрокинул к себе на тарелку остатки Особого Крема-Секрета и тщательно выбрал его ложкой, после чего перевернул тарелку на бок и дождался, пока на ложку стечет последняя капля соуса.

– Погода в последнее время была… немного прохладная, – выдавил Бадья. – Прямо-таки очень холодная.

Энрико поднял креманку, поднес к свету и критически осмотрел – на предмет какой-нибудь укрывшейся в углу капли.

– Снег, лед, заморозки… и все такое, – поддержал Зальцелла. – Да, в самом деле! Холодность всех видов, вот что это было.

– Да! Да! – благодарно воскликнул Бадья. – В такой момент очень важно вспомнить как можно больше названий скучных и обнадеживающе холодных вещей и явлений!

– Ветер, ледники, сосульки…

– Только не сосульки!

– О! – выговорил переводчик и рухнул головой в тарелку.

Его голова попала прямо на ложку. Та, кувыркаясь, взлетела в воздух и отрикошетила от головы Энрико.

Зальцелла засвистел себе под нос и забарабанил пальцами по подлокотнику.

Бадья заморгал. Прямо перед ним стоял кувшин с водой. С холодной водой. Он протянул руку…

– О, о, о, что я наделал, облился с ног до головы! – донесся сквозь поднимающиеся облака пара его голос. – Что я за растяпа! Сейчас позвоню, чтобы госпожа Ягг принесла нам еще кувшинчик.

– Да уж, – проговорил Зальцелла. – И, может быть, вы поторопитесь? Я, знаете ли, тоже чувствую себя… склонным к несчастным случаям.

Базилика, не переставая жевать, отлепил голову переводчика от Шоколадного Восторга и переложил остатки пудинга в свою тарелку.

– А знаете что, знаете что, знаете что… – забормотал Зальцелла. – Пожалуй, я пойду приму холодный… прошу прощения, я на минутку…

Он оттолкнул кресло и, странно припадая к земле, метнулся прочь из комнаты. Господин Бадья аж блестел от пота.

– Я, я, я… я тоже скоро вернусь, – и он также кинулся вон.

Воцарилось молчание, нарушаемое лишь царапаньем ложки сеньора Базилики и шипящим звуком, который исходил от переводчика.

А потом тенор отрыгнул баритоном.

– Уфс, прошу простить мой дурной клатчский, – извинился он. – О… проклятье.

По-видимому, он только сейчас заметил, что ряды обедающих существенно поредели. Пожав плечами, Генри Лежебокс бодро улыбнулся матушке.

– Теперь бы неплохо сырком заесть… – неопределенно протянул он.

Дверь распахнулась. В столовую, обхватив обеими руками ведро с водой, ворвалась нянюшка Ягг.

– Все в порядке, все отлично… – начала она и замолкла на полуслове.

Матушка чопорно промокнула салфеткой уголки рта.

– В чем дело, госпожа Ягг? – осведомилась она.

Нянюшка посмотрела на пустое блюдо перед Базиликой.

– Или фруктами… – продолжал тенор. – На худой конец орехами.

– Сколько он съел? – прошептала она.

– Почти половину, – ответила матушка. – Но думаю, на него не подействовало, потому что он ел из середины.

Нянюшка переключила внимание на матушкину тарелку.

– А ты сколько съела? – спросила она.

– Две порции, – ответила матушка. – С двойным кремом, Гита Ягг, да простятся тебе твои грехи.

Во взгляде нянюшки проявилось нечто вроде восхищения.

– И ты даже не вспотела! – воскликнула она. Матушка взяла стакан с водой и несколько мгновений удерживала его в вытянутой руке. Вода закипела.

– Признаю, ты держишься отлично, – кивнула нянюшка.

– Ты теперь мне очень многим обязана, – ответила матушка.

– Прости, Эсме.

Сеньор Базилика, утративший нить разговора, с неохотой осознал, что обед, вероятно, закончен.

– Великолепно, – похвалил он. – Я просто влюбился в этот пудинг, госпожа Ягг.

– Нисколечко не сомневаюсь, Генри Лежебокс, – откликнулась нянюшка.

Генри аккуратно вынул из кармана чистый носовой платок, набросил его на лицо и откинулся в кресле. Первый храп раздался несколькими секундами спустя.

– И все-таки с ним легко, а? – заметила нянюшка. – Знай себе ест, спит да поет. Никакой путаницы. Кстати, я нашла Грибо. Он по-прежнему хвостом ходит за Уолтером Плюмом. – Выражение ее лица стало немного вызывающим. – Можешь говорить что угодно, но если Грибо любит Уолтера, для меня это значит, что Уолтер в полном порядке.