Онлайн книга «Голем в Голливуде»
Резиновая. – Для копа вы малость нервный, – сказал Пернат. Он взял из шкафа две вазочки с кешью, одну поставил перед Джейкобом. – Извините, если не первой свежести. – Пернат умостился в кресле за внушительным дубовым столом. Теперь было видно, что голова бутафорская, хотя издали выглядела вполне натуральной. Бесспорно, мастерская художественная работа – этакая смесь Моне и Гран-Гиньоля [10] . – Вы так со всеми гостями? – спросил Джейкоб. Сердце еще сбоило. – Вы не гость. – Пернат закинул орешек в рот. – Давайте к делу, а то мне уже восемьдесят четыре. Джейкоб снова сел на козетку. – Расскажите о Касл-корте. – Усадьба принадлежала отцу, – пожал плечами Пернат. – Он из зажиточного рода, всякой собственности до черта. Дома, фабрики, земли. Полно недвижимости, после его смерти разгорелась нешуточная драка. – Он прихлебнул виски. – По правде сказать, я не нуждался в деньгах. Но сестра решила захапать усадьбу, и я, естественно, воспротивился. – Ваша сестра скончалась. – Потому-то я и победил, – хихикнул Пернат. – Помогла пятая колонна – «Вирджиния слимс». – В объятиях большого скрипучего кресла, усаженного шляпками медных гвоздей, он смотрелся высохшим листиком. – Вроде как победил. Адвокаты урвали две трети пирога. Я оставил собственность, которая приносила доход, остальное продал. Жил припеваючи. Усадьба – часть большого владения, которое отец поделил. Он ее сам выстроил. По своему проекту. – Он был архитектор. – Свинья он был. Но да, чертил чего-то там. Меня его работы не интересовали. На мой вкус, все как-то стерильно. Джейкоб посмотрел на чучело обезьяны, подвешенное к потолку. – Я вас понимаю. Пернат усмехнулся и встал налить себе еще виски. – Усадьба приносит доход? – спросил Джейкоб. – Ни цента. – Тогда почему не продать? Похоже, она гибнет. – В том-то и цель. Пусть сгниет. Как представлю, что она разваливается, приятно аж до щекотки. – Пернат закупорил графин и проковылял к креслу, по пути прихватив резиновую голову, которую устроил на коленях, словно ши-тцу. – Мыслилось этакое убежище, где папаша окунется в творчество. К карандашу он там не притрагивался, однако немало натворил и вдосталь наокунался. Все его секретарши и ассистентки полюбовались домом – вернее, потолком, пока папаша на них прыгал. Удивительно, что ни одну не заездил до смерти. Свинья, в полном смысле слова. Угробил мать. – Ну так снесли бы дом. – Вот уж нет. Это архитектурное достояние… – Пернат залпом прикончил вторую порцию. – Своего рода памятник. Адюльтеру. – С тех пор как унаследовали дом, вы там не бывали? – А зачем? – Кто еще имеет доступ? – Да кто угодно. Я его не запер. Пусть входит кто хочет, мне нет дела. Чем больше проклятий там скопится, тем лучше. Джейкоб нахмурился. Он надеялся на другой ответ. – Что вы расследуете, детектив? Наверное, что-нибудь скверное. – Убийство. Пернат хрюкнул. – Куда уж сквернее. Прискорбно. Кто убийца? – Знал бы, не разговаривал бы с вами. – Кого убили? – Тоже не знаю. – А что вы знаете, детектив? – Немного. – Ай молодец! – Пернат поднял стакан. – За неведение. Интересно, почему нет семейных фотографий. – В городе у вас есть родственники? – спросил Джейкоб. – Бывшая жена снова вышла замуж, но я бы не спешил назвать ее родственницей. Живет в Лагуна-Бич. Сын в Санта-Монике. Дочь в Париже. – Часто с ними видитесь? – Как можно реже. – Значит, вы один. – Да. – Пернат погладил бутафорскую голову. – Я и Герман. Дети Перната унаследовали дедову любовь к простоте. В парижском Марэ Грета держала галерею, где торговали минималистскими произведениями, созданными из эпатажных материалов вроде пожеванной жвачки и ослиной мочи. Архитектурные творения Ричарда представляли собой каркасы из стекла и стали. Перелистывая его портфолио, Джейкоб думал о маятнике поколений: с каждым взмахом вкус детей уничтожает вкусы отцов. Однако отпрыски Перната были по-своему успешны: деловые люди, ведущие деловую жизнь. Тупик. Поиск схожих преступлений выдал короткий список обезглавливаний, но совпадений – запечатанной раны, выжженного знака ни иврите (даже не исчезающего) – не нашлось. Обычно злодеем оказывался псих, которого быстро ловили. Один во дворе насадил голову своей престарелой тетушки на кол и отплясывал вокруг него, распевая «Мы чемпионы». Самым, так сказать, здравым оказался один пакистанец из Куинса: он задушил и обезглавил дочь-подростка, которая отправляла однокласснику пикантные эмэмэски. Религиозный пыл выявлял в людях все лучшее. Справедливость. Джейкоб поискал сведения о еврейских террористических группах в Соединенных Штатах. Расширил поиск до любой еврейской улики на месте убийства. Затем – до любых выжженных знаков. Добавил к запросу слово «справедливость». По нулям. Джейкоб откинулся в кресле. В животе урчало. Без четверти десять вечера. Нетронутый завтрак – вафля в застывшем сиропе и заветревшемся масле – отправился в мусорное ведро. В холодильнике было пусто, но для проформы Джейкоб в него заглянул и потопал в магазин за парой хот-догов. Вряд ли злодей рискнет вновь появиться в доме, тем паче что знак уже стерт. Однако особых планов на вечер не имелось, и, пожалуй, стоило убить несколько часов. Забравшись на холмы, Джейкоб поставил «хонду» на обочине в пятидесяти ярдах за домом Клэр Мейсон. Откупорил пиво, откинул спинку сиденья и стал поджидать удачу. Около трех он встрепенулся, приложившись локтем о руль. Ломило спину, во рту пересохло. Пузырь разрывался, член стоял оглоблей. Под хихиканье сверчков Джейкоб выбрался из машины и отошел в сторонку отлить. Ему опять снилась голая Мая в саду, такая близкая и недосягаемая. Дожидаясь, когда образ ее изгладится и член обмякнет, он раздумывал, что означает пропасть между ними. Наверное, упущенный шанс. Однако в томительной незавершенности была своя сладость. Вспомнилась непринужденность Маи – она ничего не скрывала, отчего эротика становилась невинной. Это бы ему пригодилось. За семь лет службы в мозгу возникла четкая связь между сексом и насилием. Плохо, конечно, но никуда не денешься. И если такая женщина желает его спасти, он совсем не против. |