Онлайн книга «Три жизни Томоми Ишикава»
|
Мы рассмеялись. – Хотите, я позволю вам выпить кофе в одиночестве, а потом опять позвоню? – Нет уж, вы перебили мне рабочее настроение. Я лучше отдохну. Мы прошли по Сорок второй улице, спустились в метро и доехали до Эстор-плейс. Я вышел вслед за Беатрис на улицу. – Чем вы занимаетесь? – спросила она. Беатрис явно смирилась с происходящим, и внезапно мы оба расслабились. – Работаю в банке. – Вы банкир? – И она засмеялась, как будто решила, что для англичанина это забавная шутка. – Нет. Я даю уроки иностранного языка банкирам. Ничего особенно серьезного. Хватает, чтобы платить за квартиру, пока я еще не стал настоящим писателем. – Вы писатель? – Я учусь. – И что вы пишете? – Рассказы. – Какие? – Ну, всякие. Длинные, короткие. Иногда сам придумываю, иногда беру сюжеты из жизни или из того, что слышал от других. – Вас уже печатали? – Да, кое-что. – А банкиры часто берут уроки иностранного языка? – Я живу во Франции, и некоторые компании хотят, чтобы их сотрудники вели дела не только по-французски, но и по-английски. – Ясно, – сказала она, как будто знала, о чем речь. – Кстати, здесь нет дома номер сорок четыре с половиной. – Простите? Удивительно, но Беатрис совсем не заинтересовало то, что я живу во Франции. – Это Шестая улица. – Я думал, мы идем пить кофе. – А я подумала, вы просто хотите позвать меня с собой. – Да, но я собирался уговорить вас, пока мы будем пить кофе! – Что ж, мы в любом случае можем пойти и выпить кофе, потому что здесь нет дома номер сорок четыре с половиной. Смотрите, вот сорок второй номер, сорок четвертый и сорок шестой. А на той стороне сорок третий и сорок пятый. Никакого дома номер сорок четыре с половиной. – Кажется, вы правы, – согласился я. – И вообще, что это за номер такой? – Иногда в Нью-Йорке так бывает. – Правда? – Да. Давайте заглянем на Восьмую улицу, раз уж мы рядом, – предложила Беатрис. – Давайте. – Tally-ho! – воскликнула она. Я удивленно уставился на нее. – Вы крикнули «tally-ho»? – Ну, вы же англичанин. – Да. Но англичане так не говорят. – А кто говорит? – Никто. – Да бросьте. Англичане так кричат, когда охотятся. – Может быть, и кричали в двадцатых годах, но уже после войны это выражение совершенно устарело. – Замолчите и не рвите мне шаблон! Восьмая улица носила название Сент-Маркс-плейс, и Беатрис сказала: «А, ну конечно», как будто сразу все вспомнила. Номер 44½ нашелся – дом с красной дверью и четырьмя звонками сбоку. – И куда звонить? – В верхний, – произнесла Беатрис так, словно это было очевидно. – С чего вы взяли? – В письме сказано, что это на верхнем этаже. – А если номера квартир идут сверху вниз, и верхнему этажу соответствует нижний звонок? – У вас какой-то чересчур усложненный способ мышления, – заметила она. – Да, – подтвердил я. – Я уверена, что нам нужен верхний звонок. Я подождал, разглядывая кнопку. Внезапно столкнувшись с необходимостью нажать на нее, я засомневался. Я решил подождать Кота, но передумал – и тут вспомнил кое-что очень важное, что избавило меня от неприятной миссии. – Французское вино. Нужно купить французское вино, – сказал я. – У вас нет вина? Я похлопал по сумке, как будто там могла заваляться случайно забытая бутылка. – Нет. – Пойдете в магазин, – сказала Беатрис. – Да. За вином, – добавил я. – Сюда. Через десять минут мы вновь стояли перед домом номер сорок четыре с половиной по Сент-Маркс-плейс с бутылкой вина в сумке. Я посмотрел на Беатрис, назвал себя трусом и позвонил. Послышался щелчок, что-то зажужжало. Беатрис придержала дверь для меня. Я взглянул на нее, словно спрашивая: «Что дальше?», и она взглядом велела поторапливаться. – Куда теперь? Все мы резко глупеем, когда думаем, что другой гораздо лучше сумеет принять решение, даже если дело несложное. – Наверх. – А, ну да. Мы добрались до верхнего этажа, и я постучал. Дверь открыла женщина и произнесла: «О», как будто ждала кого-то другого, но все-таки улыбнулась. – Здравствуйте, – улыбнулся я в ответ. – Извините, что побеспокоили, но, может быть, вы мне поможете. – Что случилось? – Это трудно объяснить, но… – Если вы что-то продаете, не тратьте времени – я ничего не куплю. – Нет, я ничего не продаю, я кое-что ищу, что было здесь спрятано. – Вы Свидетели Иеговы? – Нет. Я, по крайней мере, нет, – произнес я. – А я атеист, – заявила Беатрис. – А вы Свидетель Иеговы? – спросил я у женщины. – Я иудейка, – ответила та. – Если бы я верила в бога, то была бы иудейкой, – заметила Беатрис, как будто отвечала на вопрос в викторине. Если я когда-либо и задумывался над тем, как разъяснить эту непростую ситуацию постороннему человеку, теперь все пошло прахом. – Кстати, – сказал я, поддаваясь нелепости происходящего, – посмотрите-ка. И я вытащил из кармана анкету, которую стянул в аэропорту. – Вы обе наверняка обрадуетесь, узнав, что нацистские преступники, у которых еще нет гражданства или визы, должны раскаяться в своих преступлениях, прежде чем въехать в Соединенные Штаты. – Я показал им анкету и продолжил читать: – «В промежутке между 1933 и 1945 годами участвовали ли вы тем или иным способом в репрессиях, проводимых нацистской Германией или ее союзниками?» – Что это такое? – спросила женщина. – Анкета, которую нужно заполнить, прежде чем пересечь границу США. Вы посмотрите, какие замечательные вопросы. – Вы испытываете трудности с общением? – прочла Беатрис. – Обвинялись ли вы когда-нибудь в шпионских действиях или саботаже? – без энтузиазма подхватила женщина. – Боюсь, что так, – сказал я. – Я думал, мне это сойдет с рук, но раз уж вы спросили напрямую, врать не стану. Я шпион. Кажется, легенда подвела. |