Онлайн книга «Эй, вы, евреи, мацу купили?»
|
«Ну что ж, – думал он, – не в этом году, так в следующем». В следующем арестовали врачей-евреев. 13 января: «Арест банды врачей-отравителей – это удар по международной сионистской организации». К вечеру мороз хватал за уши, а Лазарь задыхался. Вбежал в комнату, радио – в розетку, голову – в тарелку репродуктора: диктор-диктор. Я не я! И вдруг грохот входной двери. Лазарь включил пылесос. И почудилось жильцам, что объявлена тревога. Стыло небо СССР, приглушая лязг и скрежет железнодорожных станций. Им снились вагоны, сортирующие людей – кому оставаться жить в городах, а кому умирать в дороге. И шли, кому умирать, наденут рубашки и в слезах понесут детей в чрево вагонов. Будь дети у Лазаря, он отнес бы их на баржу, что была выброжена на берег Дона… Лазарь лег на кушетку, как в обморок. И заревели быки, и замычали телята, а евреи молчали. Потому что не знали, что им уготовлено. Грузили евреев в Китай. Сосед Ваня от всей души пожелал «чтоб вы сдохли», а сослуживцы подарили Лазарю халат «банды врачей». И как только халат цвета зимы упал на его плечи, заиграла музыка Москва-Пекин, и поезд тронулся. Овчарки лаяли, солдаты хмурились. Не еврейская жена Валечка бежала в толпе, а букет бумажных роз бежал впереди нее. – Люби… Протянула букет и втянулась в ссыльный вагон. Лазарь обнял Валечку. Та к заканчивалась история евреев России и начиналась история евреев Китая. – Не родись красивой, а родилась счастливой. Семь дней отстучали, и разули китайцы глаза и вот – спрыгнул из товарняка Лазарь и баба с цветами, а за ними еще десять миллионов интеллигентов. Много, однако, врачей и музыкантов. И побежали Лазарь и Мао навстречу и обняли друг друга, и пали на шеи, и целовались, и заплакали. – Даешь ассимиляцию, – всхлипнул Лазарь. – За дальнейшее развитие антисемитизма! – И поднял Мао Цзе-дун глаза, и увидел пришельцев от Абрамовича до Янкелевича, и спросил: – Кто это у тебя? И сказал Лазарь: – Еврей-цзы, братья твои, чтобы плодиться и размножаться. А ты думал… Но думал Мао или нет, Лазарь не увидел. Супруга скинула его ноги с ботинками с дивана и пнула ногой в ребра. И открыл Лазарь глаза. И вот ноги голые и пол холодный. Прямо у носа таракан с потолка грохнулся. А Китай пропал. Вдобавок Валечка наотмашь врезала по обморочной морде. – Лазарь! Лазарь. Сталин умер. Он вытер кровь из носа, почему-то вспомнил про Гументаш с маком. На раскрытом подоконнике стоял на красных лапах серый голубь, и красный глаз его подмигивал Лазарю. Благословенно поколение – свидетель гибели вождя. – Лазарь, – сказала Валечка, – ты только не волнуйся. – За что, моя былинка? – Ты помнишь: Темрюк, дырявая баржа, артобстрел, Лупенков? – Было дело. – Он берет тебя в ГРОБ. – Сука. – Дурак! Так институт называется, а тебя не сегодня-завтра из прокуратуры погонят. – За что? – Было б за что, убили бы. С этой минуты вокруг него заблуждали огни, что-то вроде электронного сияния. Он влез в ванну. Тер тело щеткой, смывая с себя обморок. И тем не менее, как на лифте, быстро и легко, очутился в новом бреду. То есть в еврейском мире. … Толпа пылила на юг. Шли пешком. Толпы текли по земле, как вода по водосточным трубам. Евреи шли к Одессе. Они вздыхали, но не останавливались. Лазарь шел во главе колонны, прихрамывая для солидности. Сзади кричали: – Не толкайся! Не толкайся! Та к невтерпеж было некоторым. На лестнице Ришелье Мосфильм запечетлевал потрясающую картину: евреи шли с рюкзаками и чемоданами, со швейными машинками и электрокаминами, с сервантами, картинами, роялями. Двое штатских в шортах стояли у камеры, когда мимо проходил Лазарь. Пленка у них давно кончилась. Просто из камеры лучше видно. Огромный корабль загружался день и ночь, и лучи прожекторов метались, как безумные. Лазарь занял капитанский мостик. – Рубите концы! – командовал балабус. И евреи «рубили концы». Белобрысый мальчик с рыжими пейсами читал на память: «И сказал Гашем Ною: войди ты и семейство твое в ковчег, потому, что тебя увидел праведным передо Мно в этом роде». Та к он читал. И показалось толпе, что воды слились с небом и пришел потом на землю. Ничего кроме воды, евреи не увидели, и заплакали женщины, поминая захлебнувшихся: гешефтников, меломанов, графоманов и прочих манов. Вода – дура, она топит без разбора. Слезы женщин стекали в Черное горькое море. – Мы только и остались, – шептали несчастные. – Мы и тот белобрысый с пейсами. – Храм на небе, – шептал мальчик. – Не рухнул бы Храм, – сказал лейтенант Лупенков. Но мальчик с пейсами, в широкополой шляпе, накинул на плечи талит и поднял стакан с водой для благословения, и вдруг заразительно засмеялся. Мужчины толкались у раздачи, но доставалось вино только «по маме». – А по папе? – Вкалывать будешь по папе. Окей? – Это демократия? – спросила Валечка. – Не еврейских жен за борт, – крикнул Лазарь. – Я тебя в Израиле достану. – замахнулась Валечка. – Ты в Израиле «никто». – А мы? – спросили сто миллионов китайцев. – На то и потерянное колено, чтобы больше не искать, ляпнул сосед Ваня. И зря. Теперь никакой гиюр ему не поможет. Китайцы бросили его за борт. – Лазарь! – скандировал они. – Спаси! – Я против миссионерства, но по просьбе трядущихся… Сухари в торбах есть? Тогда даю вам и потомкам вашим имя: Сухари. И будете служить спонсорами мальчика с пейсами. И вы. И дети ваши. Обещайте сделать. – Сделаем и пообещаем. – Курс на Хайфу, – скомандовал Лазарь. – Сходим по трое в колонну. Ветер полощет лозунг: Хаверим и гоим, Водка яд! Кто не с нами – Сволочь и гад! Сделаем революцию ать-два! Лазарь Хейфец го-ло-ва! |