Онлайн книга «Эй, вы, евреи, мацу купили?»
|
– Лагеря, семинары… – Михаэль тер глаза, так спать хотелось. – В России евреев представляют проходимцы и самозванцы… бывшие шухер – махер…Покупают должность «президента» и наровят украсть больше, чем дают. – Да, знамо дело. У кого вы арендуете этот трехэтажный блиндаж с подвалом? – У Боруховича за двадцать тысяч баксов. – Он его купил? – Он получил от Лужкова в аренду. – Получил в аренду, а теперь сдает за бабки. Лужков не вечен, и если Борухович во время не смоется в Израиль, его возьмут за жопу, а нас – на мороз. – Заступятся раввины, – усмехнулся Михаэль, – если, конечно, еще останутся в России. – А где евреи? Хасиды божатся: их в Москве, как икры в брюхе щуки. Но где они? Евреев нет, а Сохнут зачем? Сохнут не инкубатор. Евреев нет, а еврейские деньги есть. Но деньги – тоже алия! – Менаэль хлопнул себя по лысине. – Зеленая алия. – Михаэль запустил руку в курчавую шевелюру… – Ты мог бы стать рулевым «зеленой алии». Кто там рулит? – Исполнительный вице-президент местный парень. – А надо, чтобы наш человек рулил, – рот Менаэля наполнился слюной. – Сочиняй проекты для Израиля: семинары, лагеря-шмагиря, да что угодно, но для Израиля. Местные евреи перечислят деньги, тогда получат крышу. А здесь неспокойно будет еще долго. Они тут ни от чего не застрахованы. А мы им дадим связи израильского истеблишмента, станут членами Общества друзей университетов, вип-клиентами наших банков! С гарантией! Еврейский Фонд рассмотрит твою кандитатуру на вице-президента. Ну? Только не дергайся, не проявляй инициативы, все под моим контролем будет. Опа, какие перемены, однако. – Вдруг осознал Михаэль, зеленая река за поворотом… Осталось только проглотить слюну. Москва для Михаэля открылась стороной нескончаемых обжираловок и пьянок, а что еще богатые евреи могут делать? То-то и оно. Стихи на идише Михаэль сочинять забросил. Он чувствовал себя начальником, когда плакали в жилетку бывшие сослуживцы, которых Менаэль лишал зарплаты; они отчаянно искали в Москве зацепку – не уезжать обратно. Авцелухес. О, этот плач Михаэля будоражил, будил фантазию и однажды, когда подписывал бюджет Храма памяти – Мемориальной синагоги на Поклонной горе, – он этот бюджет прикинул на троих: он, Фалькнер и Грабля. Получалось круто. Шестьдесят тысяч баксов на троих… – А нам что делать? – спросил Грабля. – Взять синагогу! – рыжебородый Фалькнер загорелся и стал похож на горящий куст еживики – горел и не сгорал. Он не хотел возвращаться в Израиль к опостылевшей жене и детям. И что там делать? Нет, только не в Израиль! – Хоть синагога и не баба, а приятно, – потирал руки Грабля. Главное, обратно не отправят. Через неделю одели Граблю в лапсердак и шляпу. Синагога показалась дотом на Ливанской войне. Тяжелая дверь распахнулась и он вошел внутрь. – Теперь я главный здесь, – заявил он генералам, сунул им под нос приказ Михаэля вице-президента с печатью Фонда. Директор Храма памяти генерал юстиции в отставке Бронер тоже вице-президент, но без печати. Его заместитель генерал КГБ в отставке Колода. Обоим воякам за семьдесят и росточка они были небольшого. Грабля казался боевым слоном в черном лапсердаке, шляпе, пейсах, бороде. Они должны были тут же сдаться. – Мы не знаем. – А я вас не спрашиваю. Выгоню всех к чертовой матери. В атаку на кабинет раввина, где Зюня бывал – пятница, суббота, праздники. Грабля, как граблями, все со стола смел, а заодно и фотографии со стены. – Кабинет взят, – доложил Михаэлю. – Теперь я главный здесь. Зима в России сокращала время, а заодно и жизнь. Любимая забава совместить юбилей с поминками. И выпил с гордостью и зависть схоронил. Нормально. В рождественские морозы свой юбилей решил отпраздновать банк «Совок» в синагоге – арендовать субботу, воскресенье, понедельник. В субботу утром, на шахарит, через распахнутые настежь двери рабочие выносили на снег кресла, обернутые в целлофан, будто гробы, другие – сгружали бетонные блоки, металлоконструкции, прожектора, мангалы, железные печи, звуковую аппаратуру, столы, ящики с вином, посуду… Нешуточный будет банкет банка семьи друзей Фонда. Замерзшие прихожане, среди них был пятилетний Акивушка с отцом, переминались на снегу… И вдруг Зюня вспомнил, как в бытность строителя сдавали госкомиссии бетонные Холодильники. И обязательно в трескучие морозы – ворота нараспашку, чтоб сдать наверняка. – Нам где молиться? – спросил Зюня. – В музее под землей, этаж минус один, – подмигнул Грабля. Евреи спускались под землю – в руках сидуры, свиток Торы, будто в гетто времен Холокоста, в подземном музее, под стеклом, детские истоптанные ботинки, тряпичные куклы, семейные фото, аттестат зрелости 41-го года… Во весь рост стоял босой манекен, в арестантской полосатой робе смертника Освенцима или Бухенвальда, или Минска, или Варшавы, так похожий на этих молящихся, кто шептал сейчас «Шма Исроэль», как повторяли эти слова и семьдесят лет назад, и тысячу лет… В воскресенье снег в лучах прожекторов превратился в россыпи алмазов, а Храм памяти – Мемориальная синагога – в сказочный барский дворец, а выходящие из авто банкиры, шумные артисты и тихие хозяева магазинов и ресторанов… в бомонд… Витали запахи бараньих, осетровых и мясных шашлыков, горячего вина… А в самом молитвенном зале гремел бал… Вокруг одиноко кружил местный парень в черном пальто и широкополой шляпе с русским именем Тимофей. На Пурим банк «Совок» продал в рассрочку шикарные квартиры Михаэлю и Фалькнеру. Грабля достал из арон-кодеш свиток Торы, положил на биму. Зал был пуст. Позвонил Фалькнеру. – Я их урою. Теперь я генерал – директор, а ты – раввин. Субботнюю службу при полном зале прихожан Зюня с хазаном Вениамином почти не замечали Фалькнера и Граблю, которые стояли в углу, как на чужой свадьбе. А прихожане, вообще, мало что понимали «в оккупации» синагоги. Ведь она принадлежала Фонду, ну и ладно. Главное, им разрешали молиться. Фалькнер с ужасом видел, что мужчины и женщины сидели кому где заблагорассудится, молитвенники «Шма Исроэль», «Труд души», «Тегилат Гашем» и понимал он, что с этой оравой нельзя ничего поделать. Нужно, видимо, ему набрать свой миньян. Но как это сделать? Купить прихожан? Но эти привыкли ходить бесплатно. А где продаются ортодоксальные прихожане он не знал. В понедельник утром Грабля достал, как всегда, свиток и понес на биму. |