
Онлайн книга «Эй, вы, евреи, мацу купили?»
Если врезать Зяме в челюсть, на час-другой умолкнет. Но Лева неожиданно робко сказал: – Представь себе, мы молимся на Бронной уже два года. – Кто это мы?! – взорвался Зяма. – Кто мы?! – Русские евреи. – Кто был евреем, тот уехал. Ну да. Остались полукровки да старики. Никто голодным в гроб не ляжет, но порядок мы наведем. – Хотите реконструировать гетто, перелицевать семьи: мать не та, язык не тот, кошер от Зямы. Да, Зяма? А мы открыты для всех. Праздник для полукровок. Из спальни вышла Маруся: – Вы что тут среди ночи разорались? Лева только воздух глотнул. …Тихая изба-синагога, построенная в Марьиной Роще Халуповичем в память о супруге Белле, превратилась в штаб шалиахов. Десантники-ковбои в сюртуках стреляли долларами, а кто мог устоять? – Вот-вот рухнет балка перекрытия синагоги В Марьиной Роще, а на Бронной готовая синагога, – заявил Леве товарищ Колосова из Мосгорисполкома. Казалось, что за ее спиной смеялся Зяма. – Вранье, – ответил Лева. – А вдруг погибнут люди? Вам не жалко? – Есть заключение госнадзора? – «Гинейни» – сионистская организация. Есть заявление ваших конкурентов. – Вранье. – Вам лучше отказаться от претензий на этот дом. В марте в Москву слетелись шалиахи Ребе. Одни пикетировали «Ленинку»: даешь библиотеку Шнеерсона! Другие оккупировали Дом творчества учителей и, наконец, третьи вошли с молитвенниками в 5–1 подъезд Моссовета и устроили минху. От этой минхи чиновники дурели. В пятницу на Бронную явились боевики из РНЕ, очистили здание и от учителей, и от хасидов, и повесили на парадную дверь амбарный замок. Вечером, на парадном крыльце, скрепив руки, стояли парни из РНЕ. Прихожане «Гинейни» сбились в толпу и молились у стены. В стороне скучал Зяма. Шел дождь. …Постановление Мосгорисполкома: «Передать религиозной организации Агудат Исраэль Хабад-Любавич здание Большая Бронная, дом 6 под синагогу и реабилитационный центр детей Чернобыля.» Здесь же значилось решение о «Гинейни»: подыскать помещение. Лева узнал об этом в Киеве на учредительном собрании общины «Атиква». Оттуда он улетел в Нарву открывать еще одну «Гинейни». Август 1991-го – Господин Гольдман? – Денег нет! – оттелефонило. – Это рав Лева. – О, Рав Лева. Как дела? Нужен волк, чтоб зайчик бегал? – Ральф, – голос трагика, – я обещал показать новый дом для «Гинейни». Вы готовы? – Старый дом, – сказал Ральф Гольдман. – Новый. – Старый. – Хорошо, старо-новый, – сказал Лева. Буду в двенадцать у отеля. – В двенадцать, – согласился Ральф. Тепло, но моросило. Утробная погода. Ну, где там Гольдман? Подъехал красный «жигуленок». – Сегодня понедельник? – спросил американец. – Почему на углу танк? – Серьезно?! – Военные колонны движутся к Москве, – сказал водитель. – Переведи. – Гольдман обернулся к Леве. – Военные учения. – Лева почувствовал вкус соблазна. – Смотри! И на это углу танк! Несколько танков окружили памятник Маяковскому. – Как это случилось, что ты прошляпил дом Полякова? – Это все хасиды. – Прошляпил. – Смотрите! Грузовики с солдатами! – Стоп, – сказал Гольдман. – Я не хочу смотреть здание для «Гинейни». Я улетаю в Нью-Йорк. В Шереметьево! Лева вышел из машины. Что же происходит, черт возьми?! На Пушкинской с танка зачитывали листовку. Горбачев арестован. Не городской грохот надвигался справа. Ну, как не побежать навстречу. Побежали все, а добежали десять. Леве развели руки в стороны! Господи, какой глупый конец! Головной танк остановился в десяти шагах. Стал слышен дождь. Долговязая старуха ударила зонтиком танк. Танкист высунул мальчишечье закопченное лицо. Подбежал офицер. – Под трибунал пойдешь! – Люди, – виновато ответил танкист. Офицер, матерясь, побежал обратно, вверх по Горького. Толпа росла. От Моссовета с красно-сине-белым флагом поднималась колонна ДемРоссии. Иду с ними, решил Лева. Не домой же! – Долой КПСС! – скандировали люди. – Россия! Свобода! Ельцин! Проезжавшие водители легковушек крутили пальцем у виска. Вокруг Белого дома ни души. Только под самыми окнами бродили несколько бомжей, старуха с авоськой юродиво выбрасывала к небу руки, причитая: – Три дня, и Бог спасет Россию. – Ельцин! На балкончик вышел Бурбулис: – У нас нет электричества. Ни хрена себе! – подумал Лева, опять, что ли, за руки браться? – Ельцин! – не унималась толпа. – У нас есть мегафон! Бурбулис спустил веревку, к ней привязали мегафон. Наконец. На балкончике появился Ельцин. – Москвичи! – прокричал он в мегафон. – Защищайте Белый дом! – Ельцин! Россия! Свобода! – скандировала толпа. – Не расходитесь! …С утра под проливным дождем москвичи сооружали баррикады. – Записываю добровольцев! – хрипел чахоточный мужчина в телогрейке. – А ты записался? – спросил сам себя Лева. Нет, надо ехать в Гипрорыбпром. Ведь с работы турнут за прогул. – И турнут, будь уверен! – орал алкаш Бондаренко. Алкаш-то алкаш, но начальник. – Кто тебя тянул за язык заявлять про родственников в Израиле? Потом эти допросы в спецчасти. Что от тебя хочет КГБ? – Исправить меня хотят. – Исправляй свои чертежи… В среду гэкачеписты сдались. Права оказалась старая бомжиха: три дня спасли Россию. Три смерти. Стотысячные митинги – глас народа – глас Божий. Остальные 250 миллионов в розницу – не в счет. В пятницу Лева пришел на работу, его не ругали, ополоумели от событий. Вечером он провел богослужение в ДК «Автомобилист» – что-то вроде рок-концерта: все пели. А ночью – звонок. – Один из погибших – еврей. Ты можешь участвовать в завтрашних похоронах? – В субботу? – Это просьба Руцкого. – Я Коэн, я никогда никого не хоронил, тем более в субботу. Причем я Коэн из Чернобыля. Может быть, я тот, кого так ждут хасиды. |