Онлайн книга «Кладезь бездны»
|
Аль-Мамун тяжело вздохнул. И спросил: – Так ты определился? – Все еще нужно? – Мне – нужно. Я хочу знать, с кем я разговариваю. С вещью я буду разговаривать по-другому. Нерегиль закусил иссиня-бледную губу и скривился, как на лимон. Из-за шелестящей пелены дождя, заволакивавшей сад вместе с сумерками, донесся новый вопль. Кто-то кого-то умолял о пощаде и клятвенно уверял в своей невиновности. – Кстати, – встрепенулся халиф. – Чего ты набросился на ту сумеречницу? Джунайд сидел у всех на виду, чего б тебе было с ним не подраться? Зачем ты полез в мой харим, о бедствие из бедствий? В ответ Тарег искренне удивился: – Зачем мне Джунайд? Он же смертный дурак – с него спросу нет… – Тьфу на вашу птичью солому внутри головы, – ошарашенно пробормотал аль-Мамун. – Смотришь, смотришь на вас – вроде как мы, на двух ногах ходите. А как спросишь о чем – тьфу… Лицо Тарика вдруг сделалось очень, очень спокойным. Он сказал: – Ты тоже можешь спросить меня. О чем-нибудь важном. Аль-Мамун долго молчал, изучая бледное до синеватых прожилок, нечеловеческое лицо. И спросил: – Ну а если не пущу к ней? Что тогда? – Тогда будешь доставать меня с того света, – очень спокойно ответил нерегиль. – И плевать мне на все твои водяные колеса. И еще сказал: – Для меня это дело чести. Подумал и прибавил: – …И долга. Подумал еще и прибавил: – …Абдаллах. Халиф долго молчал. Потом медленно кивнул. И сказал: – Завтра доложишь, как нам прорваться через хребет аль-Маджар. А сейчас – иди, куда хочешь… Подумал, и добавил: – …Тарег. Нерегиль опустился на одно колено и склонил голову: – Благодарю тебя, мой повелитель. * * * Айко, согнувшись, чтобы придержать у колен расходящиеся края платьев, вбежала в комнату: – Сюда… ах… сюда идет Тарег-сама! Майеса вскрикнула и подскочила на одеяле. На застеленном циновками голом полу одиноко темнела чашка с недоеденным супом, из нее торчала ложка. – Оооо, какой беспорядок! – застонала аураннка. Ахая и охая, Саюри заметалась по покою: – Платье подать?.. – Зеркало! – умоляюще вскрикнула Майеса, в ужасе ощупывая белую повязку, стягивавшую надо лбом волосы. Как и полагалось занемогшей, кроме повязки с крошечным бантиком, ей причиталась только самая простая лента, стягивавшая волосы под затылком. Ну и белые хитама, от которых лицо зеленее, чем у покойницы. – Идет! – взвизгнула Саюри, падая на колени вместе с ларцом, из которого она так и не успела извлечь зеркало. – Чашка! – придушенно вскрикнула Майеса, закрывая рукавами лицо. Бестолково протопотав туда и сюда, чашку зелено-фиолетовым вихрем смела Айко. За ширмами слышался громкий шелест и шорох: там рассаживались госпожа и придворные дамы. Приличия есть приличия: служанка в благородном доме не может оставаться наедине с чужим мужчиной. – Князь Тарег Полдореа покорнейше испрашивает разрешения увидеть госпожу Майесу, – коснувшись лбом циновок, громко произнес Эда от порога. – Дозволяю, – мягко прозвучал из-за ширм голос Тамийа-химэ. Майеса не знала, какими посланиями обменялись госпожа и князь, – свиток с веткой акации на рукаве носила Саюри, да и что она могла там разглядеть. Но похоже было на то, что поединок откладывался. После событий в приемном зале и думать нечего было о том, чтобы продолжить его в ближайшее время: господин Тарега-сама запретил тому поднимать меч на Тамийа-химэ под страхом смерти. Так бой оставался незаконченным, а дело чести – незавершенным. Майеса разрывалась между сочувствием к князю и жалостью к госпоже, и при одной мысли об этом у нее тут же потекли слезы. Сквозь набухающую под ресницами влагу роскошный ореол нерегиля виделся туманным и блеклым, но сапфировый отблеск печали она ни с чем бы не перепутала. – Мне нет прощения, госпожа, – вздохнул князь. – Что я могу сделать для того, чтобы искупить свою вину и недостойный поступок? Дыхание почти потерялось где-то в глубине груди: – Я… я прошу прощения за то, что причинила столько беспокойства, Тарег-сама. Мне не следовало вмешиваться в дело, к которому я не имела отношения… Майеса держала ладони крепко прижатыми к тростниковому плетению циновки и втайне благословляла аураннский обычай кланяться и говорить с опущенной головой: князь не видел, как у нее дрожали руки. – Как вы себя чувствуете? Ничего не значащая, пустая вежливость. Хорошие манеры. – Благодарю… Мне уже лучше… И, цепенея от собственной дерзости, Майеса сказала: – В вашем присутствии я чувствую себя совсем хорошо, Тарег-сама… Айко за ее спиной резко втянула воздух. Глубокое переливчатое сияние сапфира стремительно темнело – что я наделала, что я наделала, какой неприличный намек, как я могла так забыться… – Я готов выполнить любую вашу просьбу, госпожа. – Любую… просьбу?.. – Я в неоплатном долгу перед вами. Приказывайте, я все исполню. Синева вокруг него стала совсем черной, как ночное море. Слезы капали, капали Майесе на пальцы. – Тарег-сама… Я… прошу вас… сделайте так, чтобы сердце этой недостойной служанки более не страдало… И, решившись, вскрикнула: – Откажитесь от мести Тамийа-химэ! Это мое самое искреннее желание, Тарег-сама! И в умоляющем поклоне упала лбом на ладони. – Вы просите о том, что мне и так приказано сделать, госпожа. Зачем? Князь мог видеть только ее волосы и вздрагивающую белую спину. А лица – не мог. Не мог видеть… Майеса, обмирая, прошептала: – Так сердце этой недостойной не будет более разрываться между долгом перед госпожой и… чувством… к вам, Тарег-сама… Поскольку последние слова она пролепетала с закрытыми глазами, дальнейшее случилось уже в полной черноте безо всякого намека на синеву и сапфировый отсвет. – Что-о? Что-о?! Какая дерзость! Дама Тамаки. – Неслыханная дерзость! Дама Амоэ. Резкий стук ширмы. – Позвольте я лично накажу эту негодницу! Как ты посмела, мерзавка! Что ты себе позволяешь?! Дама Отаи. |