Онлайн книга «Кладезь бездны»
|
– Госпожа Зубейда сказала, что мой отец отказывался от престола. Дядя умер – а он ни в какую. Хочу, говорит, спокойно жить с женой и детьми за городом, не трогайте меня, я не желаю править. Помолчав, аль-Мамун добавил: – Я теперь его… понимаю. * * * Третий день битвы, за полдень Миран бежал со всех ног, и вопли за спиной подстегивали его, как бегового верблюда подгоняет палка погонщика. Нет-нет-нет, одно дело бедуинские всадники – тьфу, тоже мне воины, только богатым халатом покрасоваться могут, хотя тьфу, у них халата-то нет… А другое – тьфу, нет-нет-нет… Тяжело дыша, все полезли на пологий склон холма, жесткие ветки лавра цеплялись за сапожищи, длинные, для красоты навешанные ремни перевязи лупили золотыми бляхами по ногам. Миран глянул через плечо: ну да, вся долина пестрит синими кафтанами бегущих нишапурцев, еще дальше – пыльная свалка на месте боя. Пусть джунгары хана Орхоя потеют, а мы – нет-нет-нет, тьфу! – Не видать их? – хрипя от усилий, спросил взбирающийся следом Джемаль. – Слава великому Джаму, нет! И они полезли вверх, сопя и отбиваясь от мух. Нет-нет-нет, любой нишапурец знает, что такое Асавира! Бедуины – да, от них копьями с колен отобьешься, а от Бессмертных – какие копья?!. Едва вдали показалась страшная конная лава, Миран заорал и пустился наутек. Ну и остальные тоже. И тут над гребнем холма замаячили – копья?.. Палки! А следом на вершину выскочили женщины с длинными кольями! – О бесстыжие! Во имя Джама! Вы бежите с поля боя! – Шабнами! Сураё! Что вы здесь делаете в таком виде?!. Простоволосая жена бежала на Мирана с колом наперевес: – Пусть тебя заберут дэвы, о трусливый баран! Я не надену платка, пока не увижу твоей победы! Завидев свою Лайло – а та размахивала шестом от палатки воистину устрашающего вида, – Джемаль замахал руками и заорал: – Ой нет! Я лучше пойду обратно! Она убьет меня, несомненно! Миран обернулся, чтобы еще раз посмотреть на поле боя. Над его головой свистнул камень. Но парс не обратил на него никакого внимания – ибо оцепенел. Земля под ногами мерно сотрясалась. Лавровые листочки мелко дрожали, на глазах покрываясь пылью. Атакующих было хорошо видно даже сквозь просеянную через солнечный свет взвесь – как блестящих стальных ангелов. Кони взбрасывали оторочку нагрудников, горели под лучами кирасы-таннур. Передовой всадник, скакавший под длинным змеиным знаменем, опустил копье. Стена мчащих на них ангелов смерти наклонила копья выверенным неспешным движением. Копыта коней медленно-медленно взбивали пыль, убивая лавр. Перед стеной всадников заметались синие кафтаны: – Братья!.. Мы же братья!.. Миран зажмурился. Стоптали, как гусениц. Развернувшись к жене, увидел ее посеревшее лицо с открытым от ужаса ртом. Парс крепко взялся за палаточный шест: – Беги отсюда, Шабнами. Беги со всех ног. Джемаль молча забрал такой же кол из рук дрожавшей Лайло: – Беги отсюда. Беги быстро-быстро. Они строились – молча, не тратя лишнего времени. Длинный получался строй – это хорошо. И глубокий – в четыре ряда, не меньше. Склон должен был придержать чудовищный разбег конного вала. Все встали на колени. Кол в землю – глубоко. Наклонить – вот так. Беги отсюда, Шабнами. Беги быстро-быстро. Грохот, грохот, трясет. В лицо ему плеснуло песком, небо закрыло огромное, подпругой перечеркнутое лошадиное брюхо. Орали – он, Джемаль, Бессмертные – так, что не слышно было визга умирающей лошади. – В мечи, братья! Всевышний велик!.. – Всевышний велик!.. Это орали повсюду. – Халиф! Халиф! Всевышний велик! Поскольку через несколько мгновений в грудь Мирана вошел наконечник копья, он так и не узнал, почему так громко кричали. Во фланг Асавире ударила халифская гвардия. С другой стороны уже приближалась кавалерия Тарика. А Миран упал под ноги лошадям. Шабнами так и не сумела его опознать на поле боя и потому закопала на холме когда-то подаренный им на свадьбу браслет. * * * Выбравшись на пригорок, Меамори почуял закат. Плотный занавес пыли над головами густел коричневым. Сплошная рубка – конные, пешие, копейщики, мечники – не редела и не замедлялась. Большинство Бессмертных спешилось, парсы и пехотинцы дрались щит в щит, рев и треск стояли оглушающие. Вестовые доложились, что на правом фланге Элбег и куфанцы бодаются с Красными и пешими карматами – но там вообще ничего не было видно, из-за темной земли под ногами над северными порядками стояла непроницаемая пыльная мгла. – Вестовой! Парнишка без кольчуги, в одном кафтанчике – что это с ашшаритами, уже детей в армию стали записывать? – припал к гриве высоченной, не по росту, коняги, даже спешиться не мог, так загнался. – Мне к господину нерегилю! – пискнул, размазывая пот и помаду на губах. Гулямчонок. – Я за него! – фыркнул Меамори. – Но… – Хочешь туда? Белый султан над шлемом Тарика мелькал в длинном распадке, где шел тесный плохой бой – стремя в стремя. Упал, даже раненный, не убитый – все, затопчут. Гулямчонок скривился и вдруг зарыдал: – Дяденька! Последнему знаменосцу отрубили обе руки! Знамя упало! – Где?! – рявкнул Меамори. – Там! – И мальчишка, кривясь, как от боли, ткнул в сторону левого края центральных порядков. – Тахира ибн аль-Хусайна с малым отрядом отрезали от основных сил! В нас бьют из луков! Аураннец привстал на стременах: бой на левом крыле шел, но шел там же, где и в полдень, после отражения атаки Асавиры. – Центр – стоит? Мальчик вдруг прикрыл насурьмленные глаза и пошатнулся в седле. – Я спрашиваю, мужеложское отродье, центр – стоит?! Или вы отступаете?! – Меамори… – тихо сказал Намайо и кивнул мальчику в спину. – Что? Гулямчонок закрыл глаза и лег на шею лошади. Из обтянутой зеленым щегольским шелком спины торчала стрела. Мальчик посидел в седле еще мгновение – и с шелестом сполз на землю. * * * – …Знамя! Знамя хурасанийа! – хрипел Шурахбиль ибн Ас. Толстая стрела в плече моталась, когда он шатался. Бедуины забрасывали их ряды дротиками, визжа, носились туда и сюда бело-синими стаями. Смертоносно, как стая гадюк, зашелестел в воздухе еще один залп. Новая стрела пробила Шурахбилю шею, и он, закатив глаза, упал. Синее, с золотой птицей Варагн знамя укрыло его голову. |