Онлайн книга «Кладезь бездны»
|
– Что ты несешь, придурок?! – взорвался Тарик. – Какими цепями кто скован! Трусливые уроды вроде тебя, видно, впервые увидели строй под названием «черепаха»!!! – Цепями! Они скованы между собой тяжелыми железными цепями! – остальные беглецы подоспели и, осаживая лошадок, заголосили надсадным хором. – Они как железная стена! Перед ними невозможно устоять! – Где Тахир ибн аль-Хусайн! Где ваш командир?! – рявкнул нерегиль. – Благородный Тахир отдал приказ отступать! Перед карматами невозможно устоять! Эмир верующих должен спасать свою жизнь! Аль-Мамун снова привстал в стременах: парсы говорили правду. Не насчет цепей. Насчет того, что невозможно устоять. Центр его войска отступал – и, похоже, те, кто должен был сражаться в первых рядах, обратились в паническое бегство. – Убирайтесь, – отсутствующим голосом приказал халиф горе-воинам. И нетерпеливо, зло махнул рукой: – Убирайтесь! Опустив головы в пыльных шлемах, те потрусили прочь. К стремени подошел начальник телохранителей. Черное лицо Зирара, как ни странно, не выражало грусти. А что, почему бы ему и не радоваться предстоящей смерти за веру? Сколько можно гнить в грязи, холоде и сырости, в самом-то деле. А в раю – зеленая трава, белый виноград… Зухайр тоже подобрался и оглянулся, с трудом поворачивая в седле мула грузное тело. Евнух улыбался: – Видно, сегодня Всевышнему угодно сделать меня шахидом… Пепельные от холода толстые губы растягивались в грустноватой, но не сожалеющей усмешке. – Воистину, человек несомненно бессилен, – тихо повторил аль-Мамун слова древней поговорки и провел ладонями по лицу. К нему подходили, кивая и улыбаясь. – Пусть тот, кто хочет, бежит! – крикнул халиф. – Храбрецы пойдут за мной в рай! Гвардейцы согласно кивали и молча поднимали вверх ладони: Всевышний велик! Рай ждет сраженных в войне за веру! Глядя, как обнимаются и обмениваются приветствиями мученика его люди, аль-Мамун поднял ладонь, готовясь отдать последний приказ: – О верующие! Настал наш черед… – Стой! Халиф застыл с поднятой рукой – запястье крепко перехватил Тарик. По толпе готовящихся принять мученичество людей прошел мрачный ропот. Аль-Мамун скрипнул зубами и обернулся, чтобы посмотреть туда же, куда и все, – на наглое существо, вцепившееся своими кафирскими пальцами в руку эмира верующих. – Не надо, – неожиданно просительно сказал Тарик, не давая ему раскрыть рта. – Что?! – прошипел Абдаллах. И опустил наконец руку – а то они походили на ушрусанских девушек в танце. – Ты хочешь приказать нам пойти и умереть в бою? – прижав уши, поинтересовался нерегиль. – А что я должен, по-твоему, приказать людям?! – взорвался халиф. – Если ты прикажешь мне пойти и умереть – я пойду и умру, – тихо и раздельно пояснил Тарик. Словно они тут были вдвоем. – Ну и?.. – Аль-Мамун терял терпение. – Не надо отдавать мне такой приказ, – все так же тихо сказал нерегиль. Вдох-выдох, надо успокоиться. Ну не орать же на него, неверного, в такие мгновения… – Какой же приказ мне тебе отдать, о Тарик? Нерегиль окинул взгядом поле боя, на котором погибало войско верующих. Теперь карматские ряды можно было увидеть: они действительно шли неправдоподобно слитными, щит к щиту, рядами. Как широченный таран, сгребающий мечущийся перед ними человеческий мусор к огням ада… Аль-Мамуну показалось, что в широко раскрытых глазах Тарика тоже пляшет красный огонь джаханнама. Халиф вздрогнул, пытаясь стряхнуть наваждение. Холодные, во всю ширину раскрытые глазищи ввинтились в него неподвижным взглядом. Черные точки зрачков затягивали на смутное дно, где не было места желаниям или памяти. Лишь льющийся мрак и спокойная ночь. В ночной тишине, глаза в глаза. Тарик улыбнулся безо всякой радости: – Прикажи мне победить. В ночной темноте лицом к лицу знобило, как на ветру, губы не слушались: – Ч-что?.. Та же морозная улыбка: – Прикажи мне победить. – Мы не можем победить, это невозможно, это… Мрак плеснул пламенем, аль-Мамун почувствовал нетерпеливую ярость: – Прикажи мне защитить тебя. – Но… Горячее злобное нетерпение возросло: – Прикажи – мне – защитить тебя. Тебя и твоих людей, о халиф. «Он сошел с ума, – с опозданием догадался аль-Мамун. – Он сошел с ума – из-за того, что потерпел поражение». И с облегчением, отстраняясь, как от буйного, тихо пробормотал: – Хорошо, Тарик, хорошо. Я выполню твою просьбу. И, уже выныривая из сумеречного мира, в котором властвовало безумие нерегиля, почти ласково сказал: – Защити меня, о Тарик. Я приказываю тебе победить. Видимо, следом аль-Мамун сморгнул. Открыв через мгновение глаза, он испуганно заорал. Тарика больше не было. Ночи, сумерек, утра не было тоже. Среди заполошных человеческих криков разливался высокий жгучий огонь. В огне, раскинув крылья, разевала клюв хищная птица. Птица тоже кричала человеческим голосом – от боли. Она вся состояла из жгутов света и бьющих молний. С шелестом втянув в себя свет, птица исчезла внутри высокой фигуры нерегиля. Окоченевший труп сиглави лежал на боку, Тарик стоял и странно, горько смотрел на аль-Мамуна. Тот попытался выдавить из себя какое-то хриплое слово. Тарик криво улыбнулся, вскинул руки – и со свистом мгновенно отросших перьев поднялся в воздух. А потом, встав на крыло, тяжело полетел в гущу боя. * * * Полдень Когда громадный, с размахом крыльев в десяток локтей, ястреб закрыл небо и солнце, Хунайн ибн Валид решил, что сошел с ума. Потом куфанец решил, что сошел с ума еще больше, – ибо до того ни разу не видел, как кинжальные когти вонзаются в вопящих людей, а птица, подхватив их, словно пучок травы, гулко взмахивает крыльями и уходит все выше. А потом разжимает когтистые лапы… – Ястреб! Ястреб халифа Аммара! – заорали за спиной Хунайна. Каид обернулся, решив было, что сошел с ума не один, а потом ахнул над собственной недогадливостью: жуткое пернатое нападало на карматов! Буквально разламывало когтищами их шеренги! Железная «черепаха» вражеского строя распалась. – Эмир верующих! Знамя халифа! – раздались в сплошной пыли новые вопли. |