Онлайн книга «Сторож брату своему»
|
Саламандра между тем постреливала тонким язычком, высовывая и убирая его в крохотную красную пасть. Сквозь затягивавший арки красный шелк пробивалось утреннее солнце, и сумрак на галерее отливал алым. В просеянном сквозь ткань свете мрамор пола казался плохо отмытым от налетевшего песка, а саламандра – подсвеченной изнутри игрушкой-курильницей. – Покажи мне хозяина этой вещи, о Яман, – тихо приказал мариду Фазлуи и кивнул на таз. Мараджил пришлось пересесть поближе, чтобы заглянуть в круглое оконце воды. Там всплывала желтая, колышущаяся сухостоем степь, и свернутая на дне цепочка тонула в красках. С трудом оторвавшись от проступающего в воде, Мараджил обернулась к занавесу во внутренние комнаты. И со вздохом прикрылась шарфом по самые глаза. – Приблизься, о ибн Махан, – громко сказала она, морщась от прикосновений невольницы – та зашпиливала шелк на затылке и дергала волосы. Из-за обматывающей рот ткани голос прозвучал глуховато. Начальник тайной стражи невозмутимо вошел в комнату и, не обращая никакого внимания на прыснувших в стороны женщин, присел рядом на подушку. Кругом звенели браслеты на жмущихся к стенам спугнутых рабынях. Мараджил заметила: – Надеюсь, мы поймем, где искать это бедствие из бедствий… В зеркале воды скруглилась зеленая крона низенького тамариска. Дерево сдувал сильный ветер, сухая желтая трава длинно стелилась между каменными осыпями. Путаясь полами рубахи в стеблях, навстречу ее взгляду шел высокий худой зиндж – почему-то в куфии и при луке с джамбией, словно свободный. Остановился, оглянулся. Что-то крикнул, взмахнув рукой. Второй мужчина, в такой же оборванной, выцвет- шей до серо-бурого гандуре, сидел на корточках и разминал в ладони комок земли. Линялый платок завязан вокруг головы и прикрывает подбородок. Зиндж продолжил махать и звать. Второй поднялся, просеивая с руки пыль. Поправил перевязь с колчаном и зачехленным луком. Когда он пошел вперед, бесформенный балахон сдуло и облепило ветром. Мараджил усмехнулась: ну да, эту расслабленную походку породистой лошади ни с чем нельзя перепутать. Только сумеречники умеют так двигаться: текуче, плавно, без напряжения – и в то же время быстрее спешащего человека. – Ну и где же ты гуляешь, сукин сын?.. – прошипела мать халифа. Тарик в зеркале опустил край платка, сморщил нос и широко зевнул, прикрывая рот ладонью. Спутника своего он догнал мгновенно. И принялся что-то ему втолковывать, насмешливо кривя губы и тыча зинджу в грудь острым пальцем. * * * – …Эй! Рами, эй! Чего расселся? Самийа продолжил рыться в земле с отрешенным видом. Потом долго смотрел на сыплющийся сквозь пальцы песок. Сумеречника прозвали Рами, Стрелок, но кое-кто за глаза звал его попросту Маджнуном – дурачком то есть. Самийа слегка не в себе, решили люди: Рами подолгу бродил вокруг стойбища, таращась в ветреный горизонт и бормоча себе под нос. С кем он разговаривал – тут мнения разнились. Кто болтал, что сумеречник водит компанию с джиннами, а кто стоял на том, что никаких джиннов тут отродясь не водилось, все джинны, как известно, живут в Руб-эль-Хали и в южных вади на границе с Большой пустыней. Так что многие считали, что самийа попросту повредился в уме от бойни этой их лаонской бесконечной и вот теперь ходит, кружит, своих мертвых из пыльных смерчей выкликает. Такое уже приходилось видеть, и старейшины полагали, что сумеречник долго не заживется. Сам-то Антара считал, что Рами не более безумен, чем он сам. Потому что, раз подслушав ровное, как посвист ветра, бормотание на чужом, переливистом языке, Антара уловил созвучия – и рифмы. Самийа сочинял стихи – вот и весь секрет и все джинны. Однако сейчас он что-то заковырялся. – Эй! Рами! Эй! О, услышал. Когда Стрелок догнал его, Антара поинтересовался: – Нашел чего? Рами с удивлением вытаращился. И тут же раззевался. – А что ты все время роешься? – Я не роюсь, – дернул плечом самийа. – Роешься! – Не роюсь! – Копаешься! – Не копаюсь! Антара остановился. – Нет, ну а чего ты сидел там? Рами, явно недоумевая, обернулся туда, куда он показал: – Там?.. – Тьфу на тебя! – рассердился Антара. А может, он и впрямь сумасшедший, кто их разберет, аль-самийа не люди, у них, может, вообще все по-другому. – Аааа, там, что ли? – неожиданно просветлел сумеречник. – Да ничего особенного я не делал. То есть делал, но то же, что и всегда. Впрочем… И, вдруг нахмурясь, принялся заматывать лицо платком – с отрогов Аджи несло крупным секущим песком. Закашлявшись, Антара последовал его примеру. Сквозь толстую ткань послышалось глуховатое: – Как у вас говорят? Думал прямо, оказалось криво? Антара хмыкнул. Стрелок хмыкнул в ответ: – Вот и со мной так: я думал, мне удача выйдет, а вышла только пыль в морду и пустые руки. Горы эти и равнина вокруг – старое, сильное место. Антара кивнул: еще бы. Святые горы-близняшки, кто ж про них не знает. – А мне в руки здешняя сила не идет. Не держится в ладонях. Пусто мне тут. Почему-то он сразу понял – самийа говорит о своем волшебстве. Рами и впрямь не сумел показать ни одного колдовского фокуса, на которые, говорят, так горазды сумеречники. Ни глаза отвести, ни козу пугнуть, как говорится. Если б не ловкость кошки да странноватая большеглазая морда, Рами казался бы совершенным человеком. Впрочем, может, врут все про сумеречников и их волшебство? Может, они как мы? Вот люди, с джиннами встречавшиеся, так и говорили: живут, мол, джинны совсем как люди, женятся, детей растят, Всевышнему поклоняются… Может, аль-самийа тоже не слишком с человеком разнятся? – Ага, – мягко проговорил Рами. И потянулся к чехлу с луком. Попытавшись проследить его взгляд, Антара долго щурился. Наконец, среди желто-серых откосов, он приметил рыжеватый промельк. Пятно дернулось. И скакнуло. – Козел! – счастливо ахнул он. – Да-а… – почти ласково протянул самийа. Он уже отгибал назад рог лука, накидывая кольцо тетивы на заушину. Теперь Антара ясно видел: по отвесному гребню мелко прыгал здоровенный тар. Мохнатые ножищи споро копытили осыпающийся камень, козел закидывал назад круглые рога, то и дело мотая горбоносой мордой с приметной коричневой полосой. – Куст видишь? – с замиранием сердца прошептал Антара, разгибая свой лук. – Угу. Лезет прямо к нему. Снизу куст алоэ казался крохотной травяной лохматкой. |