Онлайн книга «День рождения мертвецов»
|
Эх, добрые старые времена. Подоткнул теплое одеяло под подбородок доктору Макдональд: — Спи крепко, маленький шизик… Под одеялом что-то пророкотало, и приторно завоняло протухшей капустой. — О, господи! Фу… Затем последовало еще три афтершока с таким звуком, как будто кто-то выбивал засор из трубы. И вонь! Я открыл туалетную дверь и включил свет — заработала вытяжка. На зеркале корявыми буквами сиреневой губной помадой были нацарапаны слова: «КАВО ОН НА САМОМ ДЕЛЕ ПЫТАЕТ?» И это она была лучшей на курсе? Какие же тогда, черт возьми, все остальные? Среда, 16 ноября
16
— Вот вы где, а я вас повсюду ищу, вы хотите позавтракать, я хочу позавтракать, в смысле, сегодня утром я голодна как волк, и сама не понимаю почему — вчера вечером съела такой громадный ужин, и на самом деле с вами все в порядке, потому что выглядите вы не очень… Я повернул голову. Позвоночник защелкал и затрещал, как будто кто-то врезал мне промеж лопаток ржавым компасом. Бар в носовой части парома был забит мутноглазыми людьми, вонявшими прокисшим пивом. Защитная решетка все еще была опущена, создавая препятствие к ряду пивных кранов и сверкающих бокалов, но все равно место оживало от постоянных зевков и почесываний. Кабинки с мягкими стульями и диваны подковообразной формы окружали круглые столы, на которых кучами были свалены личные вещи. Словно лагерь беженцев наутро после хорошей пьянки. Доктор Макдональд вертела в руках очки: — Спасибо за то, что не стали… ну, понимаете, спасибо за то, что позволили мне занять каюту, я понимаю, что это, возможно, звучит глупо, но я действительно чувствую себя очень неуютно, если… — Я этого не делал. — Опустил ноги на сине-зеленый ковер и сидел, моргая и протирая рукой глаза. — Вы храпите. — Я не храплю, это… — Она насупилась, отчего у нее появился второй подбородок. — И еще — портить воздух вообще нехорошо, но в вашем случае это просто нечто. Как будто кто-то режет бензопилой металлический бак для мусора. — Раз. Два. Три. Встал на ноги, потом медленно выпрямился. Судороги, прострелы, ноющая боль. — Вы были там? В комнате, когда я спала? — Ее глаза полезли на лоб, щеки зарозовели. Обхватила себя руками за плечи. — Я была голая. Когда я проснулась, я была голая, и я пила, и я была голой в постели, когда проснулась! Что… что вы… вы что… нет, только не это… о, нет, нет, нет, только не говорите мне, что мы занимались… — Как кролики. Всю ночь. Оторваться от меня не могли. Почему ботинки не налезают? Как будто пытаешься засунуть лабрадора в почтовый ящик. — О господи… — Розовый цвет стал на оттенок темнее. — Я не… это была ошибка, и я, на самом деле, не думала… Потом она меня ударила. По щеке. Не так, конечно, сильно, чтобы поранить, но все равно чертовски больно. — Как вы могли? Как вы могли воспользоваться моим положением, я была пьяна, что вы за мужчина, вы достаточно стары, чтобы быть моим отцом, вы мерзкий, низкий, эксплуатирующий… — Да не глупите вы — не было ничего. Половину ночи вы блевали, а другую половину храпели с двух концов. — А-а… — Закусила верхнюю губу и отвернулась. — Понимаю, это шутки у вас такие, шутите над тем, что я якобы была распутной и хищной, в то время как я была омерзительной и гадкой. — Хотите — верьте, хотите — нет, но я не могу назвать вас неотразимой, и не все мужчины потенциальные насильники. — Я потер рукой ноющую щеку. — И если вы ударите меня еще раз, получите сдачи. Кромка горизонта окрасилась бледно-голубым сиянием, небо было цвета глубокого индиго с мерцающими на нем звездами. Большая часть Лервика [67] лежала в темноте, и только зеленовато-желтые ленты уличных фонарей да свет фар одинокой машины разбивали ночной мрак. Правда, Холмсгартский паромный терминал был залит светом, как футбольный стадион. Мой непослушный чемодан вилял и подпрыгивал, пока я, прихрамывая, тащился за доктором Макдональд по крытому трапу. В флуоресцентном свете был виден пар от ее дыхания. Сквозь подметки ботинок просачивался холод, и ступни ныли. Шетлэнд в ноябре… Я, наверное, спятил. Паромный терминал был похож на громадный свинарник, сделанный из ржавого железа Края арочного покрытия выкрашены в красный цвет. Она потопала вниз по ступенькам в зону приема. На улице прохлаждался автобус «ЗетТранс», его белые с синим бока заляпаны чем-то бледно-коричневым. — Как вы там? Она говорит! — Думал, что вы со мной не разговариваете. Задрала нос в небо: — Это было бы неприлично. — Ну да, конечно. А что тогда прилично — надраться до соплей, заставить меня заплатить по счету, а потом заблевать всю ванну? Свет фар осветил терминал — рядом с автобусом припарковался крошечный белый «форд-фиеста». На его боку была явственно видна сине-желтая, в клетку, полоса, на крыше мигали сигнальные огни. Самая маленькая в мире патрульная машина. Констебль в униформе отклеился от водительского кресла, вылез и посмотрел на часы. Я выволок свой чемодан в темное холодное утро. Констебль поднял глаза: — Вы Хендерсон? У него было худое бледное лицо, длинный нос, коротко подстриженные виски и затылок и уложенный гелем чубчик спереди. Северо-восточный акцент, парень не местный. — Спасибо за заботу, констебль …? — Кларк. Ройс Кларк. Как Джеймс Бонд, только без прибамбасов. — О’кей. — Я подошел к багажнику, но свободного места для багажа в нем не было: он был до верху набит защитной экипировкой и большими черными сумками. — Извините. — Констебль пожал плечами. — Все большие машины на двойном убийстве в Ансте. [68] Доктор Макдональд заглянула на заднее сиденье: — О господи… Еще защитная экипировка. — Ну, вам же ехать недалеко. — Ройс открыл заднюю дверь, схватил чемодан — тот, что поменьше, — и втиснул его за спинку водительского кресла. — Может быть, поставите большой чемодан себе на колени? Она сглотнула, пошаркала ногами по заиндевевшему асфальтовому покрытию: |